Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 2. Круг победителей
Шрифт:
Хорошо – не пришлось приводить в исполнение свою угрозу.
Не представляю, что бы я тогда делала. Но даже не приведя свою угрозу в исполнение, я получила по мозгам и скатилась на самое дно души. А ведь мечтала о святости, или хотя бы просветлении сознания. Однако тому, кто грозит спалить публично Библию и призвать на помощь братьев во Христе, если сестре не дадут нужных лекарств, святость не светит сто процентов…
К слову, просветление, с моей точки зрения, намного лучше любой святости. Просветленный имеет выбор, которого нет у святого, связанного своей репутацией…
?
Что же делать?
Впервые в жизни не могу написать оперативную справку. Ну да, разве психи могут писать справки? Нет, конечно. Они могут, наверно, написать любовные послания, но справки – вряд ли.
Хотя почему именно оперативная справка? Я сто лет как не в системе. На самом деле это не справка, но всего лишь записки – записки психованной, сумасшедшей женщины, которая так и не смогла решить своих проблем.
?
Поверит ли кто, что было время, больше десяти лет, за которые я не ни разу не повысила голос, не сказала ни одного браного слова, не подумала ни одной недоброй мысли, не выпила ни капли алкоголя.
Но после этой Госдумы, потеряв и свою молитву и желание ее искать, тону в другом желании моей трусливой неразвитой души – превратиться в волчицу и съесть, сожрать пару-тройку типов, с кем работала непосредственно и потом, на всю оставшуюся жизнь, спрятаться от любых потенциальных «типов»…
Увидела в сквере пса, в ожидании солнышка, лежащего на пешеходной аллели кверху брюхом, с бесстыдно раздвинутыми лапами. Какое доверие к миру, а ведь каждый может подойти и пнуть. Но нет, бродячий пес, уж наверняка не раз получавший, может запросто то, чего не могу я – расслабиться; просто расслабить тело. Тело расслабил – ум расслабился; ум расслабил – расслабилось тело. Ежу ведь понятно, а попробуй выполнить такое простое упражнение, когда внутри бушует ураган.
?
Умом признаю, необходимо понять их точку зрения, а чтобы ее понять – нужно же дать им высказаться. Хотя бы на страницах этой книги, потому что живьем они соскочили. Как мартышки, стырили заветный банан без мысли, что он чужой, что кто-то видит. Соскочили и им все равно, сиренево – они в танке. Причем, буквально.
В чем проблема? Почему, даже спустя время, даже мысленно, не принимаю в зачет ни один из возможных доводов главных злодеев этой книги? Даже увечье, глубокую инвалидность одного из них не считаю оправданием мерзостей, совершая которые, он шел и продолжает идти по жизни. Он, Шудров, конечно, и сильней и круче Малыша. Этот злодей, с которым свела меня судьба, чтобы добавить еще опыта.
Теперь вот плаваю в собственном яде, потому что, думаю, Шудров не просто злодей, но воплощение вселенского зла. Я не понимаю, как можно творить столько гадостей без видимой, жизненно важной причины? Малыш хотя бы на состоятельных наезжал, на бизнесменов, номенклатуру, на физически здоровых и социально успешных, а этот, прости-господи, депутат Госдумы, дерет нищих, малоимущих, больных, портит последние дни жизни ветеранам Великой Отечественной.
?
По-хорошему отложить бы работу на время, но не могу. У кого же я читала?.. «У меня нет выбора, но я должен…». Знаю, что чувствовал тот человек, потому что у меня тоже нет выбора, но я должна. Я словно глотнула раскаленного железа: ни проглотить – ни выплюнуть. Да, именно так себя ощущаю; и настолько увязла в этом состоянии, что к прочим моим немощам добавились постоянные боли в горле от волдырей, неизвестно откуда взявшихся. Запредельно впечатлительна, почти безумна. Когда не пишу, кажется, сойду с ума, когда пишу – думаю, что уже сумасшедшая.
Между тем, когда Малыш только начинал убеждать правоохранителей в моем безумии, признаюсь, я чувствовала себя вполне здоровой. Клевету, что мне мерещатся преследования и угрозы, я легко опровергала, давая объяснения, убеждающие правоохранителей, к которым, вынужденно, обращалась после приобретения упомянутой квартиры.
– Если бы я знал, что она заставит меня купить квартиру, я бы ее убил; никогда не будет работать; пусть грызет стены; всю жизнь буду ее преследовать; приползет на коленях, – озвучивал Малыш разным людям то весь названный пакет угроз, то его части и, естественно, делал, что мог, а мог он многое…
С учетом этих угроз некоторые правоохранители считали если не сумасшествием, то глупостью противостоять столь влиятельным и опасным парням как Малыш и Муха, вместо того, чтобы искать компромисс, «ползти на коленях», в конце концов; как того добивался мой основной, ключевой, и в общем-то единственный преследователь Малыш.
?
Мухе, отцу Имана и своему младшему брату, Малыш объяснял угрозы и преследования желанием воссоединить семью. Так же думала и я, в самом начале, но федеральные опера предположили, что наряду с глубокой личной неприязнью, скорее всего, имеет место другая, скрытая пока, причина и она рано или поздно проявится.
Забегая вперед, скажу, предположения москвичей действительно подтвердились через много лет, но какой толк в тех прогнозах? В те годы нам так нужна была помощь. Но что бы прокуроры, а впоследствии бывшие коллеги по госбезопасности ни говорили в личной беседе, официально они игнорировали мои заявления.
И по сей день их активная пассивность оставляет у меня вопросы о целесообразности их существования вообще. Представители системы вели себя словно зрители в цирке, где на арене против стаи хищников стояла одна слабая женщина. Между тем известно, зрителям в цирке зарплату не платят, они развлекаются исключительно за свой счет.
?
В своих преследованиях, несомненно, Малыш был полимотивирован. Я бы не стала исключать из списка мотивом желание воссоединить семью. Хотя не представляю, как это предполагалось осуществить практически. С учетом того, что у Мухи, как выяснилось, была другая семья с женой Ольгой, – Княгиней, так звали ее в известных кругах, – и двумя детьми: мальчиком на несколько лет старше Имана и девочкой, на год младше моего сына.
С Княгиней Муха узаконил отношения в 91-м после рождения второго совместного ребенка, девочки, а с 95-го он жил с ней, имея общий дом и хозяйство. В то же время Муха жил и со мной в течение одиннадцати лет, – с 89-го по 2000-ый, как с законной женой.