Записки уцелевшего (Часть 1)
Шрифт:
Куда делся Анохин - не знаю; фамилия Аврущенко значится первой по алфавиту на мраморной доске со списком погибших на войне, которая находится в Центральном Доме литераторов, а фамилию Альтшуллера я обнаружил в справочнике Союза писателей - некий поэт, живет в Риге, тот ли это - не знаю.
Студент Игорь Даксергоф всегда был скрытен и, казалось, без особого увлечения ходил слушать лекции, а тут под впечатлением судебного процесса написал драму, я ее не читал, а кто прочел, говорили, очень талантливо. Он ее отдал в какие-то театральные верхи, там одобрили - тема-то злободневная,
10.
Судьба ВГЛК была решена. Такому отвратительному, с точки зрения властей, вузу нет места в стране, когда началось строительство светлого будущего. Все же учебный год закончить дали. С тяжелым сердцем мы ходили сдавать экзамены.
Только четверо студентов проучились четыре года, и им были вручены дипломы о высшем образовании. Часть студентов, с тщательным разбором по косточкам каждого, обещали принять либо на историко-филологический факультет университета, либо во ВГИК - государственный институт кинематографии. Но те, кто днем работал вроде моего друга Валерия Перцова, могли учиться только вечерами и потому вынуждены были отказаться от высшего образования, заочное тогда еще не ввели. Андрей Дурново поступил в университет; куда делся Андрей Внуков - не знаю.
Никто из нас не стал ни Пушкиным, ни Толстым, нескольких будущих членов Союза писателей я упомянул. Может быть, кто-либо из студентов и прославился бы как поэт или как писатель, но в течение следующих лет многие, подобно Юрию Домбровскому, были сосланы или отправлены в лагеря. Слышал я, что будто бы обнаружили в рядах ВГЛК троцкистскую организацию. Теперь достаточно известно, как фабриковались дела о таких организациях, и я ничего достоверного сказать не могу...
Перед закрытием ВГЛК помещались на Садовой-Сухаревской, сзади кино "Форум". Благополучно сдав последний экзамен, в последний раз я вышел из мрачного темного здания вместе с Валерием Перцовым.
Была теплая ночь начала июня. Мы пошли под руку пешком по Садовому кольцу. Будем шагать, пока не надоест.
Так навсегда закрылись передо мной врата в светлое царство знаний. Скажу, что эти два года учения дали мне очень много. Наши замечательные профессора подняли мою общую культуру, научили меня любить и ценить красоту и поэзию в искусстве и в литературе. Раньше я только говорил, что хочу стать писателем, а если что и писал, то совсем плохо. Наши профессора направили меня на путь творчества. Я взялся за перо и начал создавать свои первые, еще лицейски робкие опусы...
Валерий и я всё шли под руку, он потихоньку, чтобы не услышали прохожие, декламировал Блока, я декламировал Есенина.
Будем шагать и мечтать. Мое будущее казалось мне крайне неопределенным. Но даже в самые тяжелые минуты своей жизни я всегда верил и надеялся на лучшее впереди.
ПО СЕВЕРНЫМ ОЗЕРАМ
1.
Летом 1928 года наша семья снова сняла дачу в Глинкове. Жило там несколько знакомых семейств, много девушек и девочек, к нам приезжали из Москвы и приходили из Сергиева посада юноши и девушки.
Но мне там почти не довелось жить. Я сидел в Москве, усердно чертил карты, зарабатывал деньги.
Тогда на Северный полюс на дирижабле полетела итальянская экспедиция Нобиле. И пропала. Весь мир замер в ожидании. Первым поймал сигналы бедствия русский коротковолновик. Наши ледоколы "Красин" и "Малыгин" отправились на поиски. Весь мир был в ажиотаже: спасут - не спасут? Кто спасет: мы или европейцы? Полетел спасать сам Амундсен и тоже пропал. Словом, материалы для газет и журналов набирались потрясающие. А для очерков требовалось чертить карты.
Редакция "Всемирного следопыта" брала материалы с ходу, прямо с радиостанции. В журнале тоже с ходу печатались самые последние сообщения. Попов мне прямо сказал: "Сиди в Москве". Он платил мне вдвое дороже обычного. Я несколько раз переделывал карту маршрута "Красина", чтобы дать ее по самым последним известиям. Была весьма уважительная причина зарабатывать деньги. Я собирался путешествовать вместе со своим школьным другом Андреем Киселевым.
Предыдущее лето он странствовал один по берегам озера Селигер и привез оттуда много рисунков, вынес много впечатлений.
В этом году он предложил мне отправиться вдвоем. Его предложение мне показалось захватывающе интересным и польстило, что именно меня он приглашает. Я с радостью согласился, тем более что на спасении экспедиции Нобиле заработал около ста рублей.
Андрей развернул передо мной карты севера России. А тогда на Кузнецком мосту свободно продавались крупномасштабные - 1:420 000 - подробные карты еще царского военного ведомства, очень удобные для пользования.
Андрей взял на себя должность начальника похода, я обещал всецело ему подчиняться. Вещей с собой захватил немного - одеяло, смену белья, кружку, ложку, плащ. Рюкзаки тогда считались роскошью; с помощью веревок и двух наволочек мы соорудили себе вещевые мешки, взяли две тетради - одну приходно-расходную, другую для дневника, и еще Андрей взял альбом для рисования.
Маршрут мы окончательно не выработали, поедем на север до Вологды, там пароходом на Кубенское озеро, а далее пойдем пешком, будем стремиться попадать по пути в те монастыри, которые еще не разгромили, и в зависимости от монастырей будем изменять маршрут.
Родители мои поездку одобрили. Да я уже вступил в такой возраст - мне было 19 лет,- когда мог действовать самостоятельно.
2.
В начале июля 1928 года выехали мы из Сергиева посада на север ночным поездом.
Сейчас все наше путешествие представляется мне как сказка.
Благодарю Андрея, что он меня позвал с собой и я видел уголки еще не тронутой цивилизацией крестьянской Северной Руси. Тот год был последним, когда русский крестьянин, живя трудной жизнью в неприветливых северных краях, усердно обрабатывал скудную каменистую землю и получал кое-какой доход. Избы он строил богатырские, украшал их резьбой. Семьи в избах жили многодетные: дед с бабкой - хозяева, несколько сыновей с женами; у них дети разных возрастов - целая толпа. И не ссорились, подчинялись беспрекословно седобородому деду - главе семьи.