Записки упрямого человека. Быль
Шрифт:
К моменту выхода сериала я сумел на самодеятельной основе пошуметь в Сети по разным поводам, включая политику. Но сравнивать эффект многократного системного появления собственного лица на телевизионном экране и прошлых публичных манифестаций было бы безумием. После трансляции первых десяти серий и тотального завешивания города многометровыми плакатами с рекламным постером сериала я начал обмениваться улыбками с каждым пятым прохожим, отвечать на приветствия каждого двадцатого встречного и подписывать не менее трех-четырех военных билетов, паспортов, удостоверений личности и просто случайных бумажек. Почти в каждом пункте питания, где мне приходится время от времени столоваться, мне делали значительные скидки, а проезжающие мимо в автобусе дети декламировали сочиненные про моего персонажа стишки, правда, с неприличной рифмой в финале. Короче говоря, пришло время «медных труб», или, выражаясь понятнее, славы. Занятное ощущение, скажу
Самое сладкое переживание от славы пришлось на подкачивание насосом переднего колеса велосипеда, прислоненного к трамвайной остановке, также украшенной рекламным постером с моим лицом. Дело было далеко за полночь, а улица пустовала. Я подкачал колесо, сел на лавочку у остановки, спиной облокотясь на собственное изображение, и долго наблюдал за отражением света от фонарного столба на трамвайных рельсах. Вокруг меня засыпал огромный город, где каждый пятый знал меня в лицо, где-то в типографии печатались школьные дневники с тем же лицом на обложке, и в это же время популярный радиоведущий в прямом эфире вслух зачитывал присланные в СМС-сообщениях признания радиослушателей в любви ко мне. Наверное, тогда было бы логично вытащить из-за пояса накануне приобретенный пистолет сорок пятого калибра, мечтательно улыбнуться звездному небу и вышибить себе мозги, чтобы поставить эффектную точку в конце этой постмодернистской элегии. Но отчего-то мне показалось, что слава – это не совсем то, к чему стремился мечтательный третьеклассник много-много лет назад. Должно быть что-то еще интересней, что-то еще азартней, что-то еще веселей, потому что мой старый список славой далеко не заканчивался.
Друзьям Империи
В детстве с моим другом Вовкой Карцевым, на краю обрыва перед плотиной, по колено в колючих лопухах, мы дали клятву служить Империи будущего. Дело происходило сразу после просмотра фантастического фильма в сельском клубе, а мы тогда поступили в первый класс. По окончании школы Вовка отравился одеколоном в подвале дома и умер, а выполнение миссии на какое-то время досталось одному мне. Перво-наперво я понял, что тема клятвы ради Империи будущего – субстанция деликатная, и обсуждать ее с дураками не стоит. У дураков сознание аквариумных рыбок: увиделись раз, два, три – и опять здравствуйте. Не умеют мыслить масштабно, отчего у них с личной жизнью всегда лажа и лица злые. Короче, дураки не в счет.
Но вернемся к раннему периоду: в поисках новых видов энергии мы с Вовкой Карцевым подожгли трансформаторную будку и лишили на целый день электричества всю деревню. Хозяйки посетовали и разожгли печи, а чтобы даром кирпич не калить, решили испечь пироги с мясом и яйцом и маковые рулеты. Мужики от стресса похмелились у темного сельмага и принялись колоть дрова, а киномеханик дядя Толя – и борова заодно. Когда еще такой случай будет! Дядя Толя боялся колоть борова, а на шум Витька Дзюба с хутора пришел. Витька хохол был, и лихо скотину резал.
В итоге гуляли всей деревней на площади у элеватора. Дядя Толя на гармошке играл, а потом главный бухгалтер Валентина Николаевна спела песню из кинофильма «Угрюм-река» – «Гляжу в озера синие». Это была первая большая победа Империи. Стоял сказочный зимний вечер.
Через год, как не стало Вовки, я привлек в ряды первых людей Империи Петьку Гордеева. Он тоже с нами это кино смотрел, но в овраг не пошел, потому что писать не хотел. Ему было поручено стать летчиком-истребителем, дождаться, когда зарядят ядерные ракеты, и снести Эйфелеву башню вместе со всей Францией, чтобы французы не успели наших девок ничему плохому научить. Но и Петька Гордеев пал жертвой неумолимого рока. С отличием окончив школу и подобающие училища, он стал одним из лучших летчиков России, получил все возможные медали, приехал к маме в отпуск перед назначением и замерз на лавке у дома, когда со свадьбы из соседней деревни добирался. Присел покурить перед сном.
Я вновь остался наедине с клятвой. Но теперь она стала еще и долгом перед павшими друзьями. Веру питает жертва. Кстати, о вере. Персонаж кинофильма сказал: «Верь в лучшее и заставь своими добрыми делами в это поверить остальных». Сказал – и полетел бомбить звездный линкор противника. Такая у нас вера. И поэтому клятва должна быть исполнена. Но как служить Империи, если ее нет? Только построить Империю! Я ребятам обещал. Причем построить в полном внутреннем соответствии с идеалами давно забытой киноленты про будущее. Но это по силам креативщику, оттюнингованному на заказ в звонкие девяностые, с ламповым бортовым компьютером и зеркалом заднего вида от Карла Цейса. Я сделаю так. Поставлю на самом большом стадионе самой большой страны мира белую пирамиду, взойду под барабаны на нее и расскажу людям о нашей с ребятами клятве и беспокойстве, связанном с ее реализацией. По моему сценарию люди должны на входе тихо разобрать «русские арафатки» в виде черных башлыков с вышитой цифрой 77, перейти на тариф «Доктрина», подписаться на услугу «Империум» и каждый день получать духовный инструктаж в виде электронной открытки: «Не заблуждайся, правда – это не существительное, правда – это глагол». По истечении двух-трех месяцев люди смогут самостоятельно декларировать свои гражданские позиции под эгидой общей мечты кто на что горазд. Одним из самых ранних воспоминаний детства их отпрысков станет ежедневная электронная открытка, приходящая на телефон родителей, и выражение родительских лиц при прочтении. Дети вырастут психически здоровее в семьях, где лица родителей будут излучать счастье. Иначе им придется бороться с сомнениями, а от этого нервы, а от нервов все остальное.
Что нужно? Да, собственно, ничего не нужно, кроме факта, что на самом большом стадионе самой большой страны в мире будут говорить об Империи, – она состоится как презентация бездонной ролевой игры, призванной за десять лет сформировать у нас общество, которого по законам рыночной логики не может быть в принципе! Общество играющих в общую игру с нереально высокими сказочными задачами. Что может разочаровать это общество?
И поскольку при отечественном воровстве и безыдейности альтернатив тоже ноль, рано или поздно должна победить наша концепция будущего, потому что мы верим в лучшее и доказываем это своими хорошими делами. Когда-нибудь с упоением я повторю эту фразу представителям крупного промышленного капитала. Но это уже потом. Сейчас напугать можно. На ближайшие десять лет, кажется, в старом обществе волнения и поиски выхода. Поскольку сама игра очевидно интернациональна, общественная польза от игры в Империю станет столь же очевидной, и мы шагнем в новый отсчет времени. Ведь я отлично помню сюжет фильма. Он хорошо заканчивается. Вовка с Петькой умерли недаром.
Папа
Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж. Королева играла в башне замка Шопена, И, внимая Шопену, полюбил ее паж…
Движимый сентиментальным порывом, я посетил дом на Войковской, в котором когда-то жил и из которого ушел на своих ногах умирать в госпиталь мой отец – гвардии полковник Иван Иванович Охлобыстин, человек столь же противоречивый, сколь и героический.
О детстве и юности своего отца я мог бы судить только по его личным воспоминаниям, но ими он со мной не делился. Я был последний сын. Кажется, я раздражал папу, во всяком случае, мною он явно тяготился, что никак не меняет моего благоговейного отношения к нему как отцу и личности.
Первое знание о прошлом родителя я получил от среднего брата Николая, который тоже не испытывал ко мне симпатий и даже сумел пробудить во мне ответное чувство – равнодушие.
Итак: в 20-х годах XX столетия, на заре авиации, папа со своим лучшим другом – абхазом хотели стать летчиками, но авиатехника тех времен не вызвала у них доверия, и они отправились в Военно-медицинскую академию им. Кирова (не уверен, что тогда она уже была им. Кирова, но неважно). Академию папа окончил с отличием, прослыл прекрасным хирургом и был командирован в медсанчасть при штабе маршала Тухачевского. Тот привил ему вкус к Бетховену и заочно, по переписке, познакомил с Шарлем де Голлем. От этого интеллигентного человека папа уехал служить в Особую Дальневосточную армию под командованием одного из членов Специального судебного присутствия – маршала Блюхера, приговорившего маршала Тухачевского к смертной казни за шпионаж в пользу Германии. Закономерно, что и сам Василий Константинович Блюхер через год был приговорен к той же мере наказания, но уже за шпионаж в пользу Японии. Видимо, встревоженный частой сменой руководства и отсутствием наверху здорового революционного азарта, папа уехал воевать в Испанию, где познакомился со своим будущим командиром – генералом Родимцевым. С ним они бились за Сталинград.
Воспоминание детства: окончательно выйдя в отставку, папа нанялся судовым врачом на гражданское судно, ходившее туристическим маршрутом Москва – Астрахань. Иногда он брал меня с собой. Именно там, первый раз взойдя на корабль, я понял, что, скорее всего, рожден для роскоши. Затянутые бордовым бархатом стены и надраенные медные поручни раз и навсегда сориентировали мой вкус на чувственные эталоны Ренессанса.
Что до папы, так он активно ухаживал за буфетчицами, ночами воровал со мной тараньку, которую доверчивые матросы оставляли сушиться на корме. И обожал экскурсии. Только никогда не выходил в Волгограде. Меня он отправлял в город со старпомом, а сам оставался пить коньяк в судовом буфете. Видимо, ему было что вспомнить.