Записки ведущего. Часть 2
Шрифт:
Жёсткие требования по разнотяговости двигателей удалось обеспечить и гарантировать благодаря выбранному плану приёмочного контроля в цикле изготовления двигателей. Этот план предусматривал проведение 100%-ных огневых контрольно-технологических испытаний (КТИ), без последующей переборки и традиционных для ЖРД также огневых контрольно-выборочных испытаний (КВИ) от партии изготовления. В первое время, по причине невыполнения требований по разнотяговости, после перенастройки двигателей, приходилось повторять огневые КТИ. Конечно, после огневых КТИ двигатели проходили нейтрализацию по специально разработанной технологии для устранения остатков токсичных топливных продуктов. Таким образом каждый поставленный на КА двигатель имел как бы свой индивидуальный «паспорт» со своими техническими характеристиками. Впоследствии это позволило создать методику определения расхода топлива при лётной эксплуатации, с учётом индивидуальных особенностей каждого двигателя.
Однако, на первой поставленной на ЗИХ партии двигателей, не обошлось без трудностей. В этот день наш постоянный представитель на ЗИХ’е Вячеслав Чумак был
На обеденный перерыв мы шли вместе с Чумаком, и он всё переживал не случится ли со мной что-нибудь. Я его успокоил и сказал, что покидать этот мир не собираюсь. Потом обратил его внимание на оранжевый цвет той злополучной капли, что явно говорило об азотнокислотном происхождении продукта, а запах гептила в ней отсутствовал полностью. Затем я ему напомнил, что я вообще-то испытатель и в данном случае провёл испытание на себе, чтоб не дать хода распространению панических настроений среди работающих в цехе. Про появление капли я в тот же день сообщил в Салду. Технологический процесс нейтрализации двигателей после огневых КТИ был доработан и больше ни о каких «выделениях» из двигателей я не слышал.
4. Мы рэкетиры
В июне 1976 года умерла жена моего папы тётя Нина и мы с братом Лёвой Крыловым вылетели в Казань.
С похоронами там возникли трудности. На Арском кладбище, где у нас есть семейный участок и было место для захоронения, могильщики отказались копать могилу, мотивируя это тем, что кладбище закрыто для захоронения. Я попытался «надавить» на них, но они отослали меня к своему бригадиру Коле. Когда я нашёл этого бригадира, вдруг оказалось, что я его хорошо знаю. Это был Николай Шипков, мой бывший противник из команды «Спартак», а я в юности был в команде борцов общества «Динамо». На первенствах города по вольной борьбе среди юношей, часто судьба первого места решалась, между нами. При встрече мы обнялись и, конечно, все вопросы с могилой мгновенно были решены. Он меня расспрашивал о том, где я теперь, я рассказал, что работаю в лесу на Среднем Урале. Во время разговора, я заметил, что он как-то стесняется своей работы, на что я ему заметил, что стесняться нечего: «Ты же работаешь, а не воруешь. Работа есть работа, тем более что она совсем не лёгкая». Таким образом с одним похоронным вопросом стало меньше.
Второй вопрос оказался сложнее. В Казани в это время были большие проблемы с мясными продуктами и купить их просто не представлялось возможным. А для поминок нужно было купить хотя-бы колбасы. Когда я пришёл вечером к своей маме, она подсказала как можно попытаться решить и эту проблему. Она рассказала, что в центре города, на «Кольце» есть мясной магазин, в котором часто до обеда торгуют мясными продуктами, в том числе и колбасой, но попасть туда в это время практически нереально. А заведует этим магазином Вульф.
Для нашей семьи это была проклятая фамилия. Дело в том, что в 1947 году, по письму некоего Вульфа был арестован наш дед и приговорён по 58 статье сначала к расстрелу, а потом, в связи с мораторием на расстрел в СССР, этот приговор был заменён на 10 лет строгого режима. Не было дня, чтоб моя бабушка не слала проклятия в адрес этого человека, который и на суде – то не был. Говорили о том, что он «скрылся». В 1954 году нашего деда полностью реабилитировали, засчитали тюремный стаж «год за три», дед получил приличную пенсию с правом работать, будучи на пенсии. Это право давалось реабилитированным, тем, кто остался жив. Обычным пенсионерам по возрасту в то время работать не разрешалось. Где -то, примерно в 1965 году, дед торговал на «Чеховском» рынке клубникой как вдруг увидел того самого Вульфа. Дед бросил свои ягоды, схватил его за грудки и оттащил в какой – то двор. Только подоспевшие прохожие спасли этого провокатора. Нужно добавить, что в тюрьме, дед работал кузнецом и до глубокой старости обладал недюжинной силой. А отбывал свой срок он в печально знаменитой «пятёрке», в тюрьме города Свияжск, сначала в самом городе, а позже, в связи с угрозой затопления после запуска ГЭС на Волге, тюрьму перенесли в район железнодорожной станции «Свияжск».
Мама уточнила, что это сын того самого Вульфа был на тех заседаниях суда, куда допускались родственники подсудимых, поскольку его отец «скрылся», и он был полностью в курсе этого процесса. Она предложила, чтоб я, после того как толпа у магазина разойдется, зашёл к нему и поговорил. Посоветовала сказать, что я Архипов от Митрофана Ивановича, так звали нашего деда, хотя нашего деда мы уже похоронили несколько лет тому назад.
На встречу пошёл я не один, а вместе с братом Лёвой. Таким образом, два внука нашего деда вошли в магазин и спросили Вульфа. Нам показали вход в подсобку, без стука мы вошли в небольшую комнату и встали у стены. У одного из нас в руках был портфель. В комнате был только стол, за которым сидел человек. Возникла небольшая пауза. Человек поднял на нас глаза и спросил: «Вы кто?». Опять пауза, после которой говорю: «Я, Архипов». Голос у меня стал каким – то сиплым. Человек полностью переменился в лице. Слегка заикаясь, он спросил: «Что вам надо?». Не берусь судить о том, что было у него в голове. Может быть, он вспомнил последнюю встречу своего отца с нашим дедом. После его вопроса опять повисла пауза. Затем, медленно, отделяя каждое слово паузой, я произнёс: «Пять килограмм колбасы». Вероятно, он нажал какую-то кнопку, потому что я услышал где-то в магазине звонок. Вошла женщина в синем халате. Он ей повторил мои слова, она вышла, и мы за нею тоже. Зайдя за прилавок, она нагнулась, что -то отодвинула, достала кольца полукопчёной колбасы, взвесила пять килограмм, завернула и протянула мне. Я взял, положил в портфель и спросил: «Сколько?». Было видно, что она сильно удивилась и назвала сумму. Я протянул деньги, и мы вышли на крыльцо. По всем правилам детективного жанра, теперь уже несколько успокоившись, мы огляделись по сторонам и спустились на тротуар. Затем, перейдя улицу Баумана, так тогда называлась эта улица, мы спустились по одной из лестниц хозяйственного магазинчика вниз и быстро поднялись по другой, наблюдая за обстановкой (у магазинчика было два входа). Всё было спокойно. На всякий случай, мы прошли дальше по улице Баумана до переулка, свернули в него, вышли к банному комплексу и свернули налево к трамвайной остановке, где останавливались трамваи номеров 3 и 5. Дождались пятёрки, всё время наблюдая за лестницей того магазина, откуда недавно вышли, сели в трамвай и поехали почти до конца, до улицы «8 марта», где жил мой отец со своей ныне покойной женой – тётей Ниной. Когда мы принесли колбасу, все были удивлены и спрашивали о том, как нам это удалось достать. Мы отделались какой-то незначащей фразой, что случайно.
Мой брат, наверное, помнит немного из тех послевоенных лет, а я помню хорошо время, когда мы с папой ездили на свидание к деду. Это было единственное свидание, которое нам разрешили, потому что даже переписку с дедом разрешили не сразу. Я и сейчас могу пересказать некоторые письма деда. Другие могли бы сказать, что они все были по одному трафарету, но я-то знал, что дед их писал от души. Во время первой мировой войны, когда дед был на германском фронте, он считался «шибко грамотным». У него за плечами было два года учёбы ЦПШ (это не центральная партийная школа, что была в советское время, а церковно-приходская школа царского времени). Поэтому он писал на родину письма многим своим солдатам – однополчанам и у него выработался своеобразный стиль для писем родным. Каждое письмо начиналось словами: «Здравствуйте мои дорогие» и далее перечислялись те родные, кому передавались приветы и поклоны. Письма все были оптимистичные, в которых обязательно были слова: «Живу я хорошо и вам того же желаю…». Несмотря на оптимистичность тех редких открыток, которые мы получали от него из тюрьмы, наша бабушка Александра Павловна умела читать между строк и понимала, что из тех посылок, что изредка разрешалось ему посылать, до адресата доходили не все. Доходили те, в которых были только сухари из ржаного хлеба. Тогда мудрая женщина, придумала следующий выход. После того как она напекла для посылки печенюшки или пирожки, например с луком и картошкой, она давала своим внукам, т.е. мне с Лёвой, каждый надкусить так, чтоб было видно, что их начинали есть. Остатки пирожков она дополнительно просушивала в печи, чтоб они не испортились в дороге. Дед, получив такую посылку, которой побрезговали «проверяльщики» посылок, даже написал, чтоб внуки откусывали побольше. Он сразу догадался в чём дело.
Во время единственного свидания мы сидели за очень широким столом из досок, напротив нашего деда. Он выглядел очень непривычно для нас с красивой кудрявой седой бородой. Таким мы с отцом его ещё не видели. В какой – то момент он быстро что-то положил на стол и щелчком отправил в мою сторону. Я еле успел поймать это. Через некоторое время он повторил этот трюк, но я уже был начеку, поймал такую же вещицу и сразу опустил в свой карман. Вероятно, с охранником всё было заранее договорено, потому что тот никак не прореагировал. Когда встреча закончилась, мы вышли за высокий шестиметровый забор и двинулись в сторону станции, я рассмотрел эти вещицы. Это были два перочинных ножичка в виде туфельки на высоком каблучке. На одном было написано «Стасику от дедушки», а на втором «Лёвочке от дедушки». У нашего деда в то время было только два внука, которым он и изготовил по подарку. Внучке, нашей двоюродной сестре, Галинке, которая жила в Москве, вероятно в его кузнице какой-то женский подарок изготовить было невозможно. И вот спустя много лет, повзрослевшие внуки Стасик и Лёвочка, использовали память своего деда для того, чтоб поминки жены дедушкиного сына не оказались только постными, без мясных блюд. Ну а мы с братом вскоре вылетели обратно в Салду.
5. Следующий двигатель 11Д428А и тепловые трубы
Конец ознакомительного фрагмента.