Записки
Шрифт:
Недостаток людей чувствовался во всем. Если в войсках было мало опытных строевых начальников, то гражданские управления были особенно бедны людьми. Еще при моем предшественнике эти управления пополнялись людьми случайными, в дальнейшем, по развале Вооруженных сил Юга России значительное число служащих оставили пределы родины и в большинстве управлений оставались лишь те, кто не мог по тем или иным причинам выехать за границу, или обремененный семьей вынужден был из-за куска хлеба тянуть служебную лямку. При этих условиях трудно было требовать от них творческой работы.
С первых же дней вступления своего в должность моего помощника и председателя совета, А. В. Кривошеин написал целому ряду лиц, призывая их к работе. Однако, кроме Никора Васильевича Савича, ни один из этих лиц не решился отдать свои силы на дело, казавшееся безнадежным.
А. В. Кривошеин горько жаловался мне на трудность в работе в таких условиях. «За исключением Савича и Струве мне даже и посоветоваться не с кем», говорил он. «Помощников совсем нет, приходиться всю мелкую работу делать самому». Он действительно работал по двенадцати часов в сутки. Однако, духом не падал. Наши последние победы в значительной степени ободрили его.
– «Все зависит от наших дальнейших успехов, увеличится занятая нами территория, удастся захватить нам каменноугольный район или нефтеносные кавказские земли, будет и поддержка иностранцев, будут и деньги, тогда все пойдут к нам», говорил он. Подолгу обсуждали мы вместе настоящее положение, искали выходов. Маленькая территория Крыма не могла долго прокормить армию. Незначительная база не давала возможности, опираясь на нее, начать обширные операции против армий советской России. Расширение этой базы, захват новых обладающих естественными богатствами областей, могущих дать новые источники пополнения и обеспечить заграничный кредит, являлось необходимым. Однако, расширение занятой территории требовало увеличения численности армии. Последнее при отсутствии технических средств, оружия и снаряжения, являлось недостижимым. Перед нами был заколдованный круг. Поляки отходили по всему фронту. За последние дни их отступление обращалось в беспорядочное бегство. Уже теперь красное командование получило возможность, снимая войска с польского фронта, направлять их на юг. За последнее время против нас было обнаружено несколько прибывших с запада новых дивизий. В недалеком будущем, покончив с поляками, красные получали возможность всей массой своих сил обрушиться на нас.
Единственным источником пополнений армии могли быть еще казачьи земли. При развале армии генерала Деникина десятки тысяч казаков разошлись по домам с конями, оружием и снаряжением. Огромные боевые запасы были оставлены на северном Кавказе и на Дону. Несмотря на то, что на Дону и на Кавказе в течение нескольких лет велась кровавая борьба, эти края были богаты еще местными средствами. Все это заставляло склоняться к перенесению нашей борьбы в казачьи области. Сведения нашей разведки с Кубани и Дона были благоприятны. В целом ряде станиц казаки восставали против советской власти. Население укрывало наших разведчиков и всячески помогало им. Правда, имелись сведения о том, что по занятии Кавказа красное командование приняло ряд мер к обезоружению населения; большое число казаков было выселено в центральные губернии России…
Операция по расширению нашей базы путем захвата казачьих областей могла вестись лишь опираясь на местные силы, рассчитывая, что при появлении наших частей по всей области вспыхнут восстания. Для операции мы не могли выделить значительных сил, т. к. удержание нашей житницы, Северной Таврии, являлось жизненной необходимостью. Лишь впоследствии, в случае первоначальных крупных успехов и захвата богатых областей Северного Кавказа, мы могли бы, оттянув войска к перешейкам Крыма и закрепившись здесь, направить большую часть сил для закрепления и развития достигнутых на востоке успехов.
После всестороннего обсуждения я принял план: пополнив армию, приведя в порядок тылы, нанести противнику новый удар на северном фронте и тем развязать себе руки. Затем, удерживаясь в Северной Таврии, перебросить часть сил (кавказские казачьи полки) на Кубань и, опираясь на местное казачество, очистить от большевиков кубанские земли. В дальнейшем, оставив Северную Таврию и удерживая 1-ым корпусом крымские дефиле, перебросить на помощь кубанским донские полки.
В предвидении начала операции по очищению от красных казачьих земель, представлялось необходимым окончательно разрешить «казачий вопрос». В связи с этим надо было точно определить взаимоотношения правительства юга России с казачьими правительствами. Широкая местная автономия, дающая возможность использовать налаженный уже аппарат местного казачьего управления, мне представлялась желательной. В то же время для обеспечения успеха нашей дальнейшей борьбы, все наиболее жизненные отрасли государственной власти – вооруженную силу, финансы, пути сообщения, почту и телеграф, я считал необходимым сохранить в полном своем распоряжении.
Для заключения соглашения с казаками обстановка была благоприятной. Самостийные течения потеряли у казаков всякое значение. Строевое казачество относилось к ним явно враждебно. Чувствуя недоверие в строевых частях, находясь в полной зависимости от правительства юга России атаманы и их правительства всячески искали сближения с главным командованием. Донской атаман генерал Богаевский и терский – генерал Вдовенко были сами по себе чужды «самостийности». Они лишь не имели достаточно широкого государственного кругозора, ни должной силы характера, чтобы бороться с демагогией казачьих политиканов.
Что касается кубанцев, то за сложением с себя звания атамана генералом Букретовым, атаманская булава оказалась в руках председателя кубанского правительства инженера Иваниса, весьма близкого к самостийным кругам рады. Против него в среде кубанских частей было большое озлобление, его считали одним из виновников позорной сдачи Кубанской армии. Собравшиеся, с моего согласия, 25-го июня в Феодосии, для обсуждения некоторых своих казачьих дел, члены кубанской рады, объявили генерала Букретова и инженера Иваниса изменниками и потребовали сложения ими с себя полномочий, однако Иванис от этого отказался, ссылаясь на то, что постановление членов рады незаконно, за отсутствием кворума. Последнее было справедливо. Вместе с тем Иванис официальным письмом уведомил меня, что считает для себя обязательным подписанное в апреле соглашение с главным командованием. В разговоре со мной он выражал готовность дополнить этот договор отдельным соглашением на намеченных мною основаниях. Члены рады продолжали настаивать на сложении Иванисом своих полномочий. В одном из заседаний члены рады единогласно объявили об избрании ими кубанским атаманом генерала Улагая. Постановление было явно незаконно. Это сознавал и сам генерал Улагай, категорически отказавшийся от принятия атаманской булавы. Помимо незаконности избрания, генерал Улагай указывал и на другие причины своего отказа. Он вообще уклонялся от политической деятельности, считая себя исключительно строевым начальником.
После долгих переговоров члены рады согласились отложить вопрос о выборе нового атамана до того времени, когда рада получит возможность собраться в законном составе.
Весьма озабочен я был вопросом о печати. С упразднением политической части штаба отдел печати переходил в ведение начальника гражданского управления. Как чины этого отдела, так и большинство цензоров на местах, были прежними служащими Освага. Осваг не без основания оставил по себе недобрую память. Там пристраивались те, кто имел руку и состав служащих был чисто случайный. Ни опыта, ни определенных твердых убеждений в большинстве случаев у этих людей не было. За исключением одной серьезной газеты «Великая Россия», издававшейся под редакцией В. М. Левитского и при участии Н. Н. Львова, Н. Н. Чебышева и В. В. Шульгина, остальная печать была типично мелко провинциальной. Печать эта весьма слабо отражала значение русского национального дела и характер южнорусской власти в вопросах внешней и внутренней политики. Сплошь и рядом, преднамеренно или случайно, по вине редакции, или недосмотру, или непониманию цензора, в печать проскальзывали заметки, сообщения или статьи, долженствующие произвести за границей весьма для нас неблагоприятное впечатление.
В газете монархического направления «Русская Правда» издававшейся в Севастополе, появился целый ряд статей определенно погромного характера. Весьма дружественно к нашему делу расположенные представители Америки – адмирал Мак-Колли и Франции, заменивший генерала Манжена, майор Этьеван, почти одновременно один за другим пришли ко мне с номерами газеты в руках и предупреждали меня о том неблагоприятном впечатлении, которое помещенные в газете статьи неминуемо произведут на общественное мнение в этих странах. Я тогда же отдал приказ, объявив вновь выговор и закрыл газету.