Заповедник
Шрифт:
— Нет, — серьезно заверил их Дед, — никто не осмелится причинить вред Лекарю! И потом, снайперских винтовок там нет. Вернее, есть пара, но они только у Калгана были, в его дворце! А народ рассуждать не станет — порвет всех и вся, а в первую очередь Правителя, если, не дай Бог, с Целителем что-то случится. Всяк умелец, будь то просто Лекарь — не говоря уже о Целителе! — вступивший в Трущобы, попадает под опеку Правителя. Правитель отвечает за безопасность Целителя своей головой. Бывали случаи…
— Постой, Деда, а какая разница между Лекарем и Целителем? Или…
— Целитель — это такой Лекарь… ну, который… как бы объяснить-то вам? Целитель —
— Доктора медицинских наук, — хохотнул Текс. — А кто в Целители производит? Ну, когда Лекарь начинает считаться Целителем?
— Да народ, люди. Они не ошибаются. Вот и тебя, — посмотрел он на Дока, — уже Целителем кличут, а не Лекарем. Ты за десяток ден вылечил всех, кто приходил. Вот народ и назвал тебя Целителем. Так что собирайся, и айда!
Сборы много времени не заняли. Только в самом их конце произошла одна юморная накладка. Посланники из Трущоб, оказывается, принесли с собой и торжественно вручили Доку специальную белую рубашку. Когда он ее развернул, то чуть не поперхнулся — это была смирительная рубашка для буйных больных. Док такие видывал на заре своей врачебной практики, в музее психбольницы. Рубашки эти были очень прочные, длинные — ну, типичная ряса! — только белая, а еще рукава до земли. Правда, после торжественного вручения этого одеяния выяснилось, что рукава предусмотрительно укоротили. Кэп еще пошутил:
— Ну вот, на Дока смирительную рубашку уже нацепили, осталось только в камеру определить — и порядок! Для Монти он больше не страшен.
Пока они складывали вещички, Дед исчез, на что друзья не особо-то и обратили внимание, потому что, несмотря на возраст, старикан был тем еще колобком. Как говорится, то здесь, то там! Только когда собрались выходить, то поняли, что Деда нигде нет. Причем довольно давно.
— Вот старый! То кричал, что надо как можно раньше выходить, а то гуляет себе где-то! — с досадой бросил Кэп.
— Да вот он бежит!
И действительно, откуда-то с горки вприпрыжку спускался Дед. Вид у него был весьма довольным:
— Робя, вам кое с кем поговорить бы надо. Айда со мной!
— Деда, какое там «айда»? Время-то уже к полудню! Или мы не идем?
Однако Дед, не отвечая, повернулся и побежал назад, коротко крикнув что-то в адрес молодых тугодумов. Делать нечего, и друзья, оставив все как есть, чуть ли не бегом кинулись за Дедом, Впрочем, шли недолго, всего-то до ближней рощицы. Там среди могучих стволов елей и берез стояла группа мужчин совершенно обычного вида. Было их около десятка — крепких, еще не старых, каждый ростом под два метра. Они держались плотной группой и настороженно смотрели на подходивших к ним Дока и его друзей. В руках у мужчин были мечи и луки, у двоих пистолеты, а один вообще держал автомат Калашникова, ствол которого был направлен на друзей, а палец владельца лежал на спусковом крючке. Дед тут же выбежал вперед и что-то коротко крикнул. Крепкие мужчины, и так стоящие плечом к плечу, не пошевелились, а даже напряглись, теснее сжав ряды, однако из-за их спин раздался чей-то явно властный голос, и могучие ребята нехотя расступились. Сзади на обычных медицинских носилках лежал мужчина: когда-то крупный и массивный, а теперь — кожа да кости. Док пригляделся и ахнул: тропа, глыбообразный мужчина и медленно-медленно летящий нож — эти недавние картинки мгновенно возникли в его памяти…
— Калган! — прошептал Док.
— Он самый! — почти тем же густым басом подтвердил тот. — Вот пришел… принесли. Ноги у меня… Помоги, — повторил он и, чуточку помолчав, добавил: — А я помогу вам, — и откинул одеяло. Док вгляделся: обе голени были туго обтянуты белыми окровавленными тряпицами. Из-под повязок вверх и вниз торчали примитивные дощечки, фиксирующие места переломов.
— Ладно, — сказал Док, — несите больного в дом, все остальное потом, дня через три! Взяли…
И трое могучих лбов, тяжело отдуваясь, понесли поломанного Калгана в «лечебницу». В какой-то миг Док увидел его лицо и слезы, каплями стекающие по щекам. И он чисто интуитивно понял, что это не слезы боли, это слезы благодарности. Ибо здесь поверженного добивают, и Калган ожидал ножа в бок или еще чего-нибудь подобного. Такова их психология!
Когда Калгана принесли в дом, Док, отбросив посторонние мысли, взялся на пациента: снял тряпицы, шины и, присмотревшись, удовлетворенно улыбнулся. Гнойного процесса не было, раны были чистыми, так что… И Док принялся за лечение. Сначала за одну ногу, затем… Впрочем, стоп! Почему-то и одна нога никак не поддавалась, сколько Док ни мучился. И наконец, после почти двухчасовых трудов, он понял, что не может замедлить течение времени в организме Калгана. От ощущения близкого провала Док весь взмок. Но тут вовремя пришел Дед и, оглядев поле знахарского сражения, на ходу коротко бросил:
— Усыпи! И поглубже…
В общем, с Калганом Док промучился до позднего вечера, да и то ему помогал Дед. И в самом конце лечения, глыбообразный пациент, чуть приоткрыв глаза, заплетающимся языком произнес:
— У меня… дело… важное, не надо ходить. Приду… себя… завтра… расскажу… — и снова уснул.
Глава 14
В Трущобах
На следующий день выход в Трущобы не состоялся. По крайней мере, пока. Кэп и Текс сидели на полюбившихся им камнях, что маленьким мыском вдавались в реку, смотрели на блики утреннего солнца в воде и слушали убаюкивающий плеск волн. А вода текла неспешно, как бы разговаривая сама с собой — то бормотанием волн, то журчанием небольших, возникающих в самых неожиданных местах водоворотов. Кэп продолжал восседать на плоском камне и неподвижно смотрел в одну точку, а Текс поднялся и ходил по галечному берегу, отыскивая плоские камешки, затем «пек блины» и считал отскоки:
— Двенадцать… Пятнадцать… у-у-у… всего три…
Внезапно Кэп поднял голову и, не отрывая глаз от играющей воды, сказал:
— Знаешь, у меня сейчас впервые появилась мысль, даже не мысль, а уверенность, что мы никогда отсюда не уйдем, — и повернувшись, посмотрел на друга. — И еще! Мне кажется, что Доку здесь нравится, — подумав чуток, поправился: — Ну, не то чтобы так уж нравилось, но он явно не торопится возвращаться. Ему здесь хорошо…
Текс оторвался от своих упражнений и заявил:
— В известной мере я согласен с тобой! Док единственный из нас занят делом. Делом, которое он любит. Он просто… как бы это сказать?.. а, вот: он не торопится! Не торопится возвращаться! Он набирается опыта, чтобы применить его, когда мы вернемся, — словно пробуя эти слова на вкус, произнес Текс — и, чуточку помолчав, закончил: — Не то чтобы он не хотел возвратиться — это чушь на постном масле, поверь! Он тоскует о сыне, о жене не меньше, чем мы, а мы все одинаковые, даже Монти, со своими наполеоновскими замашками. Забыл, как мы пели: