Запретная книга
Шрифт:
Переговорив с инспектором, управляющий связался с другом, редактором «Доломитен», крупнейшей в Больцано газеты на немецком языке. Герр Зильбернагль и инспектор Гедина прибыли в отель одновременно. Менеджер объяснил им, что баронесса не возвращается уже второй день, хотя ее одежда и косметика остались в номере. Она никого не предупредила и не передавала никаких распоряжений. Гедина попросил показать ему номер баронессы, но сначала позвонил в тюрьму Больцано, чтобы выяснить, не приезжала ли Орсина навестить мужа. Секретарь проверил журнал
— Нет, за последние полтора дня она не приходила ни разу.
Гедина нахмурился и вошел в номер.
Менеджер поспешно объяснил:
— Когда баронесса ушла, горничная прибиралась, поэтому постель заправлена. Но вещей никто не трогал.
В комнате слабо, но отчетливо ощущался запах Орсины. Инспектор остро ощутил аромат, когда открыл гардероб. На комоде стояли духи и косметика, на ночном столике лежали туалетные салфетки и сотовый телефон.
— Прислуга не могла оставить здесь сотовый?
— Не думаю, инспектор. Я сейчас же выясню, но, похоже, это телефон баронессы.
Гедина быстро оценил ситуацию, а герр Зильбернагль принялся делать заметки. Только этого еще не хватало! Мало инспектору одного нераскрытого дела с убитой наследницей древнего рода — теперь исчезла сестра погибшей! Может быть, не стоит спешить с выводами? Находки говорили сами за себя — причем не столько одежда и косметика, сколько сотовый. Баронесса могла забыть его в номере, но могла и вернуться или отправить за ним кого-нибудь. Без телефона Орсине сейчас никак! Похоже, баронесса все-таки пропала.
Зильбернагль пришел к такому же заключению. Оба записали выводы: Гедина — в виде рапорта, журналист — в виде набросков к завтрашней статье.
Для провинциальной газетенки это событие стало значительной добычей, на которую тут же набросились национальные издания: на следующий день «Коррьере делла сера», «Ла репаблика» и остальные распространили известие об исчезновении баронессы.
Впрочем, вскоре выяснилось, что это было не просто исчезновение.
В усадьбе барона зазвонил телефон. Незнакомый голос распорядился:
— Готовь деньги, не то найдешь в багажнике вторую племянницу.
Барон не успел и слова сказать, как неизвестный повесил трубку. Задыхаясь, Эммануил набрал номер инспектора и сообщил ему, что Орсину похитили ради выкупа.
Инспектор притворился, что удивлен, поскольку и так знал о звонке — с самого начала расследования телефоны барона были поставлены на прослушку. Гедина невозмутимо ответил:
— Барон, не отчаивайтесь. Мы взялись за расследование и все перевернем вверх дном.
— Какой от этого прок?! — возмутился Эммануил. — Вы не выяснили, кто убил Анжелу. Некомпетентный болван!
В голосе барона звучал не гнев, а отчаяние. Гедина спокойно заметил:
— Барон, ваш телефон необходимо поставить на прослушку. Похитители могут выйти с вами на связь, сообщить свои требования. Постарайтесь держать их на линии как можно дольше. Да, вот еще, — добавил
— Идите к черту! — Барон в раздражении бросил трубку.
«В яблочко, — подумал Гедина. — Стандартная реакция на стандартную процедуру». Мистер Макферсон уже находился под контролем на случай, если похитители попытаются связаться с ним насчет выкупа. Инспектор запретил соединять Макферсона со всеми, кроме его адвоката, но и эти разговоры записывались и прослушивались.
К тому времени как профессор Кавана пришел на работу, весь факультет успел прочесть итальянские газеты. Миссис Рид вручила Лео свежий номер, но посчитала, видимо, что его надо предупредить поделикатнее, подсластить пилюлю.
Миссис Рид проработала в Джорджтаунском университете двадцать лет, из них десять — с профессором Каваной. Он вел себя безупречно — пример для нее, для других сотрудников, коллег и студентов. Ей хотелось проявить такт, ведь профессор Кавана — необыкновенно впечатлительный человек. Миссис Рид осторожно сообщила о похищении Орсины.
Удивленный Лео взглянул на газету.
— Это же «утка», — растерянно заметил он.
— Не уверена, профессор. Я склонна думать иначе. Этой семье выпало столько горя!
«Никакой трагедии! — безмолвно вскричал Лео. — Захлопни клюв и не каркай!»
В тот день темой занятий у Лео был эпистолярный роман Фосколо «Последние письма Якопо Оргиса», где поэт изливал душу, запечатлев в письмах свою непреходящую любовь и не менее сильную страсть к политике. Лео всегда относил излишнюю пылкость Фосколо к издержкам романтизма, но в этот раз он стал с живостью цитировать роман по памяти, интерпретируя для студентов исполненные страсти отрывки.
«Неужели это профессор Кавана?» — недоумевали студенты. Многие завершали учебу, кто-то учился в магистратуре, но все не раз присутствовали на лекциях Лео и никогда не видели преподавателя столь воодушевленным.
— «Я не ведал ни как утешить ее, ни как ответить ей, ни что посоветовать, — декламировал он. — О ангел! Да, да! Я сам плакал бы вечно, только бы высохли твои слезы! Моя ничтожная жизнь принадлежит тебе вся, до последней капли. Посвящаю ее тебе, твоему счастью!»
Перемену в профессоре оценили все девушки в аудитории: «Какой же он милый, когда цитирует эти строки!» Юноши мысленно поражались: «Какого дьявола он разоряется?! Что придумал?»
К следующей лекции романтический запал выгорел, накатила апатия. При первой же возможности Лео ретировался домой. Ему стало плохо, накатила тошнота, рвало желчью, потому что он не завтракал и не обедал. Что происходит? Почему?