Запретная любовь. Колечко с бирюзой
Шрифт:
— Джеймс! Джеймс! Джеймс!
Кухарка продолжала бормотать свое:
— Мистера Аллена увезли в Арундельскую больницу. Возможно, его сейчас уже нет в живых. Автомобильная ассоциация договаривается о том, чтобы отбуксировать «ягуар» с места аварии. Они говорят, что он разбит вдребезги. Дилли, бедный ягненочек, находится сейчас наверху, читает в постельке книжку и, ничего не ведая, чувствует себя вполне счастливой, но в скором времени придется ей сказать, почему папа, тетя Уинифрид и Джеймс не вернулись домой. Мадам, пожалуйста, приезжайте сейчас же, — рыдала старуха. — Кто-то должен быть рядом с крошкой. Мать обязана о ней позаботиться, хотя я знаю, мадам, что это будет для вас не очень удобно.
Кристина рассеянно слушала кухарку. С мучительной болью она вспоминала Джеймса, каким видела его в последний раз. Он очень вырос. Он всегда был крепким, как Чарльз, и страшно увлекался спортом — именно поэтому он и являлся любимчиком Уинифрид. Он просил Кристину в следующий день рождения подарить ему футбольный мяч.
Джеймс был далеко не ангелом… Иной раз он бывал дерзок, даже груб и непослушен. Но он — плоть от ее плоти, с острой мукой думала Кристина. Как она обрадовалась, когда он родился, обрадовалась, что родился мальчик! Он был красивым ребенком с золотыми кудряшками и большими голубыми глазами — упитанный, розовый, полный сил младенец.
Теперь он умер!
— О боже! — произнесла вслух Кристина. — О боже! Почему надо было случиться такому? Ну, почему, почему?
— Вы слушаете, мадам? — шмыгая носом, спросила кухарка. — Не можете ли приехать прямо сейчас, мадам? Я не могу сама сказать бедняжке Дилли.
— Да, — ответила Кристина. — Я приеду. Я сейчас же возьму машину напрокат и буду примерно через два часа… Предоставьте мне поговорить с Дилли.
Она положила трубку и закрыла лицо руками. Каким-то образом надо собраться с силами, чтобы справиться с ужасной бедой. Ей предстоит сделать много дел. Она должна поехать в Корнфилд. Ее место рядом с бедняжкой Дилли, которая потеряла всех, на данный момент — даже отца. Чарльз не будет иметь ничего против ее пребывания в доме. Да и вообще он в таком состоянии, что это вряд ли может иметь для него значение.
Кристина заказала машину, затем в справочной узнала номер телефона Арундельской больницы. Когда ей сообщили номер, она позвонила старшей сестре.
Той на месте не оказалось. Одна из сестер рассказала Кристине о Чарльзе. Он все еще в операционной. У него сломаны обе ноги, на груди порезы и ушибы, на лице рваные раны. Недавно состояние его было критическим, но теперь улучшается. Два переливания крови спасли его. Он чудом уцелел.
Кристина положила трубку и принялась укладывать вещи в саквояж. На ее лицо было страшно взглянуть. Ей то и дело приходилось вытирать лоб. Пот градом катился по щекам. Ей было трудно дышать. За весь год не было еще такого душного дня. Лондон изнывал под лучами жаркого сентябрьского солнца.
Значит, у Чарльза сломаны обе ноги. Это не смертельно. Он остался жив. Но когда к нему вернется сознание, придется сказать, что его сын, его обожаемый Джеймс, погиб в катастрофе. И Уинифрид тоже. Он любил Уинифрид.
— Эту ночь я проведу с Дилли, а потом мне надо поехать повидаться с Чарльзом, — говорила сама с собой Кристина, тупо оглядывая неприбранную спальню.
И тут ее внезапно поразила мысль: «Я могла сейчас находиться в Париже с Филом, меня могло здесь не быть, чтобы приглядеть за Дилли и помочь Чарльзу. — Направляясь к автомашине, она продолжала размышлять. — …Это счастье, что я не уехала в Париж. О боже… Джеймс, Джеймс, Джеймс!»
16
Следующие сутки оказались тяжелым испытанием. Сначала поездка до Арунделя. Прибытие в Корнфилд. Она никогда не рассчитывала снова войти в знакомый холл. Снаружи ничто, казалось, не изменилось и было столь же прекрасным, как всегда. Но, очутившись в доме, она почувствовала, что царящая здесь атмосфера нестерпима. Для нее она таила мрачную тишину смерти.
Кухарка встретила ее причитаниями. Она последовала за Крис наверх, все время говоря об этом бедном маленьком ангелочке Джеймсе. При его жизни она отзывалась о нем совершенно иначе. Часто она относилась к грубому и непослушному мальчику просто враждебно. Но в ее глазах смерть превратила его в ангела.
Кристина направилась прямо к Диллиан. Девчушка сидела в постели и сопя трудилась над картинкой-головоломкой. В комнате пахло камфорным спиртом. Если не считать покрасневшего маленького носика, личико Дилли казалось совсем белым, волосы ее спутались. В спальне царил хаос. Кухарка, не признававшая свежего воздуха, позакрывала все окна. Она придерживалась также малопонятного предписания: при простуде — корми, при высокой температуре — держи в голоде. Поднос, стоявший у постели Дилли и доверху заваленный всевозможной едой, оставался нетронутым.
Кристина была уверена, что до конца своих дней не сможет без боли вспоминать, какой она увидела Дилли. В маленькой фигурке, одетой в цветастую ситцевую пижаму, чувствовались одиночество и удрученность, хотя Кристина и знала, что до несчастного случая за девочкой заботливо ухаживали и тетя Уинифрид, и Чарльз. Дилли отбросила в сторону картинку и протянула к матери руки с криком:
— Мамочка-а-а!
Кристина сбросила жакет, села на кровать и обняла маленькое тельце. Она целовала влажный лоб дочки, приглаживала спутавшиеся локоны. Волосы Дилли, как и ее собственные, имели рыжеватый оттенок. Со временем девочка все больше походила на мать. В следующую минуту они плакали уже обе. Пытаясь справиться с рыданиями, Кристина обратилась к кухарке, маячившей где-то сзади:
— Пожалуйста, откройте все окна, и в моей комнате тоже, будьте добры, откройте.
— Ваша с мистером Алленом спальня заперта с момента вашего ухода. Постели не проветривались, — ответила старуха.
— Я через минутку сама все посмотрю.
— Мистер Аллен спит теперь в своей гардеробной, — добавила, шмыгнув носом, кухарка. — А что мне делать со спальней бедного ангелочка Джеймса?
— Ах, да ничего, ничего! — воскликнула Кристина.
Она сжала зубы, раздраженно дыша. Еще минута, думала Крис, и она выставит старуху из комнаты. К счастью, Дилли принялась ныть, что ей ужасно хочется пить. Крис попросила принести какое-нибудь холодное питье, и кухарка торопливо отправилась за ним.
Когда Кристина осталась с Дилли одна, девочка продолжала цепляться за нее и начала уже икать от рыданий:
— Ты не должна опять уезжать, не уезжай!
— Я не уеду. Даю тебе слово — я не уеду!
— О мам, а когда вернется Джэй-Джэй! Где папа и тетя Уинифрид?
Эти стоны и вопросы были настоящей пыткой для Кристины.
«Надо довести дело до конца, — размышляла она. — Лгать не годится».
Она обтерла как следует влажной губкой личико девочки, привела в порядок постельку и поудобнее устроила ее. Когда в окна проник ароматный летний воздух, остудивший душную комнату, дышать стало легче. Наконец она закурила сигарету, чтобы успокоить нервы, и села на постель к Дилли.