Запретная страсть мажора

Кей Саша

Пиздец.

Держусь из последних сил.

Останавливает меня то, что Оля, елозя на моем, стояке морщится.

Я забираюсь под футболку, чуть-чуть покручиваю соски и Истомина дышит часто, так что меня прошибает пот.

И вот понимаю, что ничего нельзя, а остановиться не могу.

– Оль, – бормочу я, целуя за ухом, – ты мокрая?

Она только слабенько стонет, и я осторожно спускаюсь вниз. Олька шипит, когда я раздвигаю пухлые срамные губы.

– Я осторожненько, – продолжаю бубнить ей в шею.

Да я сейчас что угодно пообещаю, потому что я уже почувствовал влагу на пальцах. Кровь резко ударяет в голову, а потом откатывается к органу ниже, хотя он и так вот-вот взорвется.

Чувствую, как Оля напрягается, но все равно пробираюсь к заветному местечку, и о да… Истомина вцепляется мне в плечи, утыкается своим лбом в мой и стонет. Дрожит, толкается бедрами навстречу.

У меня сейчас будет инфаркт.

Истомина зажмуривается, а я не могу даже моргнуть. Смотрю на ее возбуждение, чувствую его пальцами. Пульс грохочет в ушах.

Я давлю на ее клитор, и Ольку кидает на меня. Мне достается охуительнейший поцелуй и укус за нижнюю губу. Она так цапнула меня, что у меня сгорает последний предохранитель. Я сейчас пробью себе штаны.

Зараза обмякает у меня в руках, полностью удовлетворенная, а у меня шашка дымится. Я аккуратно ссаживаю сползающую с моих колен козу на стул. И пытаюсь привлечь ее внимание.

– Оль…

Олька открывает мутные глаза, в которых разума нет совсем.

– Оля, я сейчас сдохну.

Поднимаюсь перед ней и приспускаю штаны, выпуская на свободу голодный член. Истомина смотрит на него, и, и без того розовые щеки, пунцовеют.

– Приласкай меня, – я стараюсь говорить мягко, чтобы не напугать, но самого уже почти колотит.

Олька обхватывает робко ладошкой мой поршень, и у меня яйца поджимаются. А когда она слегка прижимается губами, на меня будто черный мешок надевают с прорезями для глаз. Это зрелище самых сладких губ, обхватывающий головку, равно по силе концу света. Теперь и помереть не жалко.

Чуть толкаюсь, и влажный горячий рот смыкается на уздечке. От неожиданности Оля трогает головку языком, и я взрываюсь.

Пиздец. Как скорострел.

Если я не перестану так реагировать, минет мы будем осваивать долго.

Олька, обалдев, сглатывает сперму, и смотрит на меня удивленно и беспомощно.

– Это и есть твой ужин? – спрашивает она, и я понимаю, что вляпался по самые уши.

Глава 41. Оля

В полном шоке облизываю губы.

Очень стремительно происходит мое погружение в половую жизнь.

Кир с дурным взглядом стискивает меня и бормочет что-то на ухо. Я разбираю только: «Полная жопа!» и еще несколько матерных слов.

– Кир… – я хочу сказать ему, что надо притормозить.

Я к такому не готова.

Дикаев меня не слушает, он целует меня,

как сумасшедший.

– Олька, насчет завтра. Ничего не знаю, ты у меня на всю ночь.

Я только ахаю. Изначально, помнится, я соглашалась рассмотреть это приглашение при условии, что ни о каком сексе речь не идет, но это условие явно просроченное.

И я очень сомневаюсь, что мы будем… как там? Пиццу есть, кино смотреть.

Этого маньяка хватает на полчаса, а потом он опять с шашкой наголо.

– Кир, – поджимаю я губы.

– Тебе понравится, Оль, – он заглядывает мне в глаза, и я таю от этого взгляда. – Тебе все понравится. Я тебя сам из общаги заберу. Или от родителей.

Огогось.

От родителей? Он готов показаться им на глаза?

Какое геройство на пути к сексу! Он неисправим! С другой стороны, то, что он делает руками… и языком…

Чувствую, как заливаюсь краской.

– Оль! – психует Кир, потому что я молчу, боясь выдать себя голосом.

– Ладно, – шепчу я. – Я тебе позвоню в восемь, и там решим. И убери руку из-под футболки.

Дикаев неохотно выпускает на свободу мою ягодицу.

– Ужинать будешь?

Я сползаю обратно на стул.

– А есть что-то, что можно съесть?

– Не провоцируй меня, Истомина, – фыркает Кирилл и заглядывает в духовку. – Наверно, уже готово.

Он тыкает во что-то вилкой, и, судя по выражению лица, Кир совершенно не уверен, что все идет, как надо, но он достает свой шедевр.

Принюхиваюсь. Пахнет вроде ничего.

– Что это?

– Папин рецепт, – с сомнением произносит Дикаев. – Мама любит, но сам отец его не ест. И мне кажется, я понимаю, почему?

– А что там? – заинтригованно спрашиваю я. Серьезно, пахнет весьма съедобно.

– Овощи, – с отвращением произносит Кир. – И сыр.

Я отбираю у него вилку и пробую кусочек. Он капец горячий, но…

– Накладывай, – даю я добро.

Дикаев смотрит на меня недоверчиво, тоже пробует и недовольно кривится, что, впрочем, не мешает ему таскать из моей тарелки то, что кажется ему не таким противным. Например, картошку. Вся цветная капуста достается мне. При этом, каждый раз, когда я отправляю вилку в рот, Кир следит за ней с нездоровым интересом. У него вообще какая-то манечка на мои губы.

В общем, ужин мне дается нелегко.

Но я даже благодарна Кириллу, что сейчас не дает мне ни о чем задуматься. Все слишком быстро.

Переодеваться я тоже убегаю в ванную, потому что Дикаев шатался за мной, как привязанный, и рвался помогать в таком полном трудностей и опасностей занятии, как снимание футболки.

Правда, когда я все-таки выхожу, он опять тискает меня.

– Истомина, никаких Сашков, – угрожает он. – Ты моя, понятно? Ты сама признала.

– Ты ревнуешь, что ли? – хихикаю я. – Да он просто…