Запретная зона
Шрифт:
— Успокоитесь, — участливо посмотрела она на пациента, — ну, конечно, вы доллар, никто здесь в этом не сомневается и не допустит, чтобы вас разменяли.
— Спасибо, спасибо вам! — доллар взял ее руку и поцеловал. — Я всегда считал вас экономически грамотным человеком.
Братеева отворила перед Женькой дверь, и он оказался в чистом, по-женски ухоженном кабинете с поздними цветами в вазе на подоконнике и компьютером на столе.
— Много у вас больных? — спросил Женька, чтобы завязать разговор.
— Больных? — Лариса Андреевна посмотрела на него умными серыми глазами. — Нет, больных не много. А вы можете дать определение душевного здоровья?
— А как же этот… Доллар, например?
— Доллар — главный бухгалтер
— Что, все так?
— Достаточно таких. Тех, кто не хочет служить в армии, работать, кто пытается покончить жизнь самоубийством. Мы за ними наблюдаем, обследуем, лечим. Сегодня ночью в сороковом женском отделении женщина проглотила упаковку барбамила — еле откачали. У нас считается, что таким нужна помощь. В некоторых западных странах считают, что твоя жизнь — это твое личное дело. Вы, например, как считаете? — она достала из сейфа дискету, пробежала пальцами по клавишам компьютера.
— Здесь важно то, как считает общество. Не думаю, что оно захочет уберечь меня от самоубийства.
Но она, казалось, уже не слышала ответа. Найдя данные на Изгорского, принялась внимательно изучать экран.
— Не помню его, — сказала она негромко, — он был выписан весной, а я пришла сюда перед Новым годом. Вот его история болезни… Нашли на Савеловском вокзале, диагноз — амнезия…
— Что это такое? — подсел к ней Женька.
— Нарушение памяти. Больной утрачивает способность сохранять и воспроизводить приобретенные ранее знания… В кармане найден паспорт на имя Изгорского Юрия Израилевича. Далее следуют паспортные данные, адрес… Сретенская улица, дом… Ага, вот и заключение… На вопросы не отвечал… ориентировка из милиции: «Изгорский Юрий Израилевич, 1930 года рождения, одинокий, без вести пропавший, находится в розыске с июля 1986 года, к нам поступил в сентябре… жильцы дома на Сретенской выселены в связи с реставрацией. Диагноз — фиксационная амнезия, в 1989 году — ретроградная… инвалид 1-й группы, проходил периодическое стационарное лечение… Видите?.. Выписан на основании заключения ВТЭК… назначен курс амбулаторного лечения… Да нет уж, все правильно, справочку мы вам такую обязательно выдадим, хотя я думаю, что стоит обратиться в РЭУ и архитектурное управление, пусть подтвердят, что тогда-то и тогда-то дом такой-то на Сретенской был поставлен на капремонт. И предоставить в этом случае жилплощадь из резервного фонда они были обязаны.
— А что, эта амнезия как-то лечится? — спросил Женька.
— А как себя чувствует ваш дядя сейчас?
— Спасибо, хорошо, — заверил Женька. — Ни на что не жалуется.
— Ну, вот видите…
Выйдя во двор, он посмотрел на окна второго этажа — и небьющимися стеклами и наглухо заколоченными, затянутыми занавесками рамами.
Он то плакал, то смеялся, То щетинился как еж. Он над нами издевался — Сумасшедший, что возьмешь? —вспомнил Женька Высоцкого и невесело усмехнулся. Визит в Психиатрическую больницу им. П. П. Кащенко ставил крест на Изгорском, след его терялся в вакууме исчезнувшей памяти.
Витюша Феоктистов был из тех, кто по жизни не катится легко, а шагает по ней уверенной поступью. Бог, в которого он не верил, несмотря на золотой крест поверх «вранглеровской» рубахи, был к нему благосклонен: не обделил практическим умом, не забил голову ненужными мыслями о хлебе насущном, да и внешность дал такую, которая позволяла проходить сквозь преграды дамского неверия без оглядки. Тьфу, тьфу, тьфу! — пока у Витюши было все «хоккей»: «папахен» занимал пост в каком-то из отделов Совмина (в каком точно, Витюша не знал и не интересовался), и ему сам Бог велел заботиться о сыне, что он временами и делал. В Витюшины же обязанности входило: а) появляться (на экзаменах, на работе, иногда — дома); б) не соваться (не лезть на рожон).
Правда, в последние месяцы возможности «папахена» ограничились какими-то служебными неурядицами, недаром он не смог протолкнуть чадо дальше областной прокуратуры после окончания заочного юридического. Упали и финансовые возможности, теперь «на карман» Витюше полагался четвертной в неделю, что было на десять баксов меньше прежнего и весьма его огорчало. Витюша подозревал, что как раз в финансах-то у «папахена» все было лучше, чем прежде, а ограничения связаны с участившимися запоями чада и проигрышами в казино. В последнем Витюша себя винить никак не мог: жизнь — игра, а уж в казино-то!.. Главное — получать удовольствие от процесса. И в казино, и в жизни Витюша ставил «по маленькой», для разрядки.
Но чертова служба досаждала. Уходило время, «стартовая площадка», как назвал должность следователя-стажера один из высокопоставленных приятелей «папахена», обещала полет явно невысокий. Работа навевала тоску — все больше на подхвате, писать бумажки да мотаться по бюро экспертиз. Сослуживцы были людьми скучными: пару раз дыхнул на них — и уже морщатся. Что обидно — хорошим продуктом дыхнул, в пять звездочек! Сами небось раствор сивушных масел привыкли хлестать, вот и гложет зависть. А зависть — она ведь грех по божьему писанию. Нет, ни тупости, ни алчности «прокурорам» было определенно не занимать — так и шныряли в поисках возможности свернуть дела, а то и вовсе не заводить их под любым предлогом!..
Витюша сидел в дымном зале «Жигулей», куда его затащил случайно встреченный однокашник Женька Столетник. Повезло, конечно, необычайно: после вчерашнего «давила жаба», сушняк во рту требовал живительной влаги, а в кармане — ветер, все пришлось выгрести вчера, расплачиваясь с кредиторами. Но не успел от прокуратуры и на квартал отойти — идет-бредет навстречу знакомая личность! Близкими друзьями они никогда не были, но приятельские отношения сохранили. Неизвестно, были ли вообще друзья у этого Столетника — он всегда держался индифферентно, женат не был, работал черт-те где и неизвестно в каком качестве. Вроде свой в доску, а стоит руку протянуть — и нет его, чужой; добряк — душа нараспашку, а предложишь «вмазать» после экзамена — сдуло, пропал.
«Странный тип» на сей раз оказался при деньгах и даже обрадовался встрече. По одежке было заметно — не бедствует, деловой. Да ну его на фиг, главное, пива сразу по два кувшина заказал, а к нему рыбное ассорти, креветки, сушки соленые. И официанту аванс вручил, после чего тот молча забрал у них два свободных стула и переставил к столу напротив. «Соскучился; видать, — решил Витюша, — погутарить о житье-бытье охота». Прощупав однокашника, покуда не захмелел, и убедившись, что тот просить ни о чем не собирается и меркантильных интересов не преследует (а случалось в их группе, обращались к «папахену» за помощью), Витюша принялся подливать себе пивко и налегать на рыбку.
— Демократия, твою мать, — говорил он с видом бывалого политикана. — Несут и несут, жалуются и жалуются. И зачем только эти райкомы разогнали. Раньше свои склоки туда несли, а теперь — к нам, в прокуратуру. Ну, ясное дело, в милиции от них — как от назойливых мух…
— Да-а, работенка, — участливо подхватил Женька.
— Ладно, дело привычное. Ты-то как?
— Все там же, — по-сиротски развел Женька руками. — Туда товар, оттуда деньги…
Витюша внимательно посмотрел в пространство, силясь припомнить, где это «там же» и про какой товар говорит однокашник, но так и не вспомнил (а может, и не знал?).