Запретная зона
Шрифт:
— Извините, я ищу кого-нибудь из старожилов этого дома. Здесь когда-то жил один ученый, я пишу о нем книгу.
Она улыбнулась.
— Здесь таких хоть отбавляй. В каком подъезде жил-то, не знаете?
— Если бы!
— Тогда звоните в любую квартиру… Микки! Микки! Куда?.. — она побежала к собаке, оставив Женьку наедине с его проблемами.
Он не представлял, как будет наугад набирать коды квартир и, стоя перед закрытыми дверями, объяснять кому-то невидимому причину своего интереса к давно умершему их соседу. Не проще ли подождать возвращения какого-нибудь члена-корреспондента из
В тишину двора ворвался рев автомобиля без глушителя. Женька оглянулся. По ту сторону сиреневых кустов, параллельно дому, тянулся длинный ряд кирпичных гаражей. Из раскрытых ворот выглядывал задок ностальгически знакомой «победы», окутанный сизым дымом. Тут только Женька заметил, что возле гаражей на скамейке сидит длиннобородый старик в каракулевой шапке-«пирожке» и затрапезной «москвичке». Опершись на толстую, покрытую темным лаком клюку, старик смотрел на ворон, облепивших верхушки кленов.
— Здравствуйте, — подошел к нему Женька. — Скажите, пожалуйста, вы живете в этом доме?
Старик поднял на него поблекшие от времени, слезящиеся глаза. От его уха за ворот тянулся проводок слухового аппарата.
— В этом, в этом, — кивнул он.
— Разрешите присесть?
— Отчего же, пожалуйста. Не курите только, если можно.
Женька сел рядом.
— Вот, провожаю ворон в теплые края, — улыбнулся старик.
— Разве вороны улетают?
— Все улетают. Вороны — птицы неглупые, понимают.
— Но зимой ведь у нас полно ворон!
— Это северные. Для них и это — юг. А наши уже далеко. Женька посидел, решая, с чего бы начать разговор, но потом вспомнил слова, которые любили повторять Ким и Гао: «Лучший способ не намокнуть под дождем — окунуться в море».
— Я ищу тех, кто знал ученого по фамилии Натансон. Ефим Натансон, вы его не знали?
Старик как-то загадочно улыбнулся, покивал.
— Знал, — вздохнул он и продолжил свои орнитологические наблюдения.
Женьке ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и ждать, покуда вороны улетят в теплые края. Но они не улетали, старик то ли забыл о Женьке, то ли не хотел говорить о Натансоне.
— Он умер, — сообщил Женька, чтобы как-то продвинуть беседу.
— Кто? — не понял старик.
— Натансон.
— Ну, это для меня не новость, голубчик.
— Вы были на его похоронах?
— Не был. Но проводить вышел, разумеется. Его подвезли к дому на полчаса. Поставили на табуретки вон там, у его подъезда.
— Как он выглядел в гробу?
— Так же, как все, вероятно. Впрочем, его гроб был закрыт. Он ведь размозжил себе голову из-за этой своей музыкантши.
В том, что «Натансона» хоронили в закрытом гробу, Женька уже не сомневался.
— Вы с ним общались?
— Так… Как сейчас говорят — неформально. Жили по соседству. Да и в науке изредка пересекались проблемы, хотя он трудился на ниве неурожайной и весьма странной. Потом и вовсе отошел от реальности. Считал, что новое находится за порогом невозможного, но так и не сумел преодолеть этот порог.
Женька прокручивал разные варианты, позволяющие избежать прямого вопроса о роде деятельности Натансона.
— Но вместе не работали? — спросил он.
Старик вдруг хохотнул и погрозил Женьке длинным скрюченным пальцем.
— Э-э, полноте-с, голубчик, — снова покачал он головой. — Я материалист, таким и сойду в могилу. К тому же, никогда не разделял теорию жертвенности Фимушки. Когда с вами будет говорить кто-то другой в моем обличье — это противоестественно. Я для того и рожден, чтобы управлять своими мыслями. А не для того, чтобы ими управлял кто-то, направив на меня гиперболоид вон из того окошка, — старик ткнул клюкой в сторону дома.
Женька готов был подставить под эту клюку голову, лишь бы он не останавливался, но старик, как назло, снова замолчал.
«Значит, Натансон занимался проблемами технического управления поведением людей, — понял Женька. — Гиперболоид из окошка…»
— А чем вы занимались, если не секрет, конечно? — спросил он у старика.
— Я занимался молекулярной генетикой, — ответил старик с удивлением и даже обидой, будто Женька был обязан знать его в лицо.
— Можно подумать, молекулярная генетика стоит на другой эстетической платформе!
Прием запрещенный, но удар достиг цели: старик преобразился.
— Что вы… что вы мелете! — он возмущенно повысил голос, и костяшки его пальцев на рукоятке клюки побелели. — Я получал ген, — кодирующий интерферон, — в лабораторных условиях, никого не подвергая риску, на базе человеческих клеток, а не кодировал чужие мозги! Я выделял из клеток информационные РНК, получал с помощью фермента обратной транскриптазы комплементарные молекулы ДНК, соединял их с молекулами ДНК-векторов и вводил полученные рекомбинантные ДНК в бактериальные клетки, черт побери! О какой общности наших платформ вы говорите?! Я думал лишь о противоопухолевой и противовирусной активности генноинженерного интерферона, а он думал о возможности управлять людьми! Спасение человечества и порабощение человечества — это, голубчик, разные платформы.
— Извините, — сказал Женька, — я не собирался вас обижать.
— А, не страшно, — старик оказался настолько же отходчивым, насколько вспыльчивым. — В моем возрасте не накапливают обиды, а стараются от них избавляться.
— А вы не подскажете, остался кто-нибудь, кто работал с Натансоном над этой проблемой?
— Этого не знаю. У него была когда-то своя лаборатория, но, подозреваю, ее уже нет. Незадолго до смерти Фимушку уложили на обследование по поводу его психики. Бредовая идея не нашла своего воплощения. И слава Богу! А в общем, не в пустыне же он работал — наверняка остались коллеги, учителя и ученики. Хотя бы этот его друг… Запамятовал фамилию, то ли Корзин, то ли Корсун…
— А откуда вы знаете, что его идея не нашла своего воплощения?
— Хм, голубчик, если бы это произошло, то об этом знали бы даже вы, уверяю вас!
Женьку удивило, что старик ни разу не спросил, почему спустя столько лет возник интерес к его соседу. Создавалось впечатление, что все годы после смерти Натансона он сидел на скамейке и ждал, покуда к нему обратятся за этой информацией. Не удержавшись, он спросил об этом.
— Как — почему? — посмотрел на него старик. — Мне ведь все объяснил вчера ваш коллега. Он предупредил, что могут возникнуть дополнительные вопросы, поэтому ваш приход меня нисколько не удивляет.