Запретное прикосновение
Шрифт:
«Отец просто не может и не хочет простить меня, — думала тем временем Кьяра. Она снова уселась на подоконник, устремив взор в окно. — Он никогда не простит меня».
Девушка покачала головой в подтверждение своих мыслей, провела рукой по холодному камню подоконника. Каким огромным казался ей этот каменный выступ в детстве!
Ей было три года — она совсем не знала матери: та умерла родами, дав жизнь единственной дочери. Когда она была совсем маленькой, они с отцом часто сиживали здесь, у окна, на их любимом месте. Отец рассказывал ей разные истории, показывал
На глаза навернулись слезы. Да, с годами отец все больше отдалялся от нее по мере того, как она из ребенка превращалась в девушку. Но так еще не было никогда. Смерть Кристофа воздвигла между ними огромную непроницаемую стену, которую уже не преодолеть.
— Видимо, ты права, — прошептала она, вновь поворачиваясь к Мириам. — Отец очень занят, ему не до меня. Но ведь завтра я отправляюсь отсюда по его воле. Навсегда. — Кьяра с трудом выговорила это слово. — Больше я не увижу наш замок, стану женой принца Дамона. Боже!
Девушка опустила голову, увидела, что на полу лежит упавшая с подоконника маленькая корона. Бриллианты сверкали и переливались в мерцающем пламени свечи.
Совсем недавно Кьяра узнала, что по условиям мирного соглашения с принцем Дамоном, она должна стать его супругой. Их брак, по мнению обеих сторон, должен упрочить хрупкий мир между двумя королевствами. Ее согласия, разумеется, никто не спрашивал. Впрочем, о каком-то сопротивлении не могло быть и речи.
— Ваша светлость, — пробормотала Мириам, желая вывести госпожу из обычного для нее теперь подавленного состояния, прервать печальные мысли, — ваша светлость, вы не находите, что здесь довольно холодно? Вам нельзя болеть. Нам предстоит долгое путешествие. Полагаю, оно отвлечет вас.
— Возможно, — рассеянно согласилась Кьяра.
Милая Мириам, доброе преданное существо! Им почти никогда не скучно вдвоем, в ней она нашла не служанку, а настоящую подругу, что не очень нравилось ее наставникам и наставницам, которые постоянно твердили, что не следует забывать о своем высоком происхождении и предназначении и ставить себя чуть ли не наравне со слугами.
Однако Кьяра не могла, да и не стремилась, выказывать свое превосходство, ибо не ощущала его, как ей ни внушали. Ей хотелось быть такой же, как и все остальные, свободной от всяческих привилегий, традиций и ограничений женщиной.
А сейчас у нее было одно желание: признаться в том, как ей страшно, какой одинокой и несчастной она чувствует себя.
— Мириам.
— Да, ваша светлость?
Камеристка протянула руку, желая успокоить Кьяру.
Та подавила вздох. Она поняла порыв собеседницы, и ей сделалось горько и обидно, что придуманные кем-то правила дворцового этикета лишают человеческие отношения естественной теплоты.
Мириам, сложив руки на груди, взглянула на дверь, словно хотела убедиться, что та по-прежнему закрыта, после чего произнесла, понизив голос до шепота:
— Ваша светлость, я служу вам уже почти шесть лет, и мне хочется, чтобы вы были счастливы.
— Принимать участие в празднестве по случаю помолвки? Ты это имеешь в виду? — Кьяра печально вздохнула и тоже посмотрела на дверь, из-за которой доносились звуки веселой музыки: арфы, барабаны и виолы ликовали вовсю. — О нет, мне придется вернуться туда. Я и так нахожусь здесь уже больше часа.
— Принцесса, я говорю не о празднестве. Я говорю о вашей свадьбе с принцем Дамоном.
— Что?! — воскликнула Кьяра: так неожиданно прозвучали эти слова. Дерзко и вместе с тем просто и обыденно.
Мириам продолжала, голос ее окреп:
— Все теперь толкуют о мирном соглашении. Но есть и другие разговоры, слухи…
— Какие слухи? О чем ты?
— О преданных вашему дому людях, что по-прежнему хотят сражаться. — Эти слова Мириам снова произнесла шепотом. — О смельчаках, которые вынашивают дерзкие планы.
Господи, неужели правда? Но ведь Дамон уничтожит их всех, и тогда будет еще хуже. Страшнее и позорнее.
— Дамон этого не допустит, — резко сказала Кьяра. — Он убьет и правых и виноватых, детей и женщин. На что эти люди надеются? Знаешь, Мириам, — заметила она уже спокойнее, — слухи всегда гуляли и гуляют по земле. Собираются в тучи, а потом рассеиваются, тоже как тучи.
— Ах, ваша светлость! Конечно, я не могу поручиться, что все так и есть. Может статься, это лишь тучки, принесенные случайным ветром. Но если это правда… — Она снова бросила тревожный взгляд на дверь. — О, милая принцесса! Я могла бы этой ночью… Нет, вы не должны выходить за Дамона! Вам не следует покидать Шалон, но оставить этот замок… Я помогу, если вы…
Кьяра смотрела на нее округлившимися от изумления глазами. О чем говорит эта милая светловолосая женщина? Побег?! Разве существует такая возможность? Слово «побег» засверкало в ее голове, словно алмаз на золотой цепочке.
Однако она медленно покачала головой.
— Это безумие, Мириам. Побег только ухудшит положение страны и моих подданных. Они и так лишены многого — своих жилищ, добротной одежды, сытной пищи. Наши воины утомлены до предела, а король, мой отец, охвачен печалью. — Девушка крепко стиснула руки. — Нельзя больше вести войну. Даже я это понимаю. И в этих обстоятельствах нам остается благодарить принца Дамона за довольно мягкие условия мира.
— Благодарить?! Дамона? — Мириам не могла сдержать возмущения. — Неужели вы не слышали о его жадности? Жестокости? Рассказывают, он собственными руками содрал платье со своей любовницы и забил ее насмерть только за то, что несчастная стянула у него несколько монет. Ох, извините, что говорю об этом!
— Я тоже слышала. Еще год назад.
Кьяра содрогнулась от ужаса. Не раз в дневные и вечерние часы рисовала она себе эту страшную картину, и та являлась ей в ночных кошмарах. Она жалела неудачливую воровку, но разве могла тогда представить, что сама станет вскоре невестой этого человека? Возможно, одной из его новых жертв; будет связана с ним на всю оставшуюся жизнь.