Заразиться счастьем

Филиппова Людмила Владимировна

– Максим, за годы знакомства ты стал для нас с Иваном Петровичем близким и родным и мы верим, что Надя будет счастлива с тобой, а ты с ней, – она смахнули слёзы, улыбнулась и сказала самые важные слова, – благословляю вас дети, живите дружно на радость себе и нам!

Жену поддержал Иван Петрович:

– Максим, доверяю тебе наше сокровище, нашу дочь, знаю, ты человек чести, слово данное нам сдержишь и я спокоен за судьбу Нади. Мы рады видеть вас в нашем доме всегда, ты для нас стал сыном!

Максим и Надежда подали заявление в ЗАГС, их расписали очень быстро и они поехали к родителям Максима. Мария Максимовна, мама Максима глядя на Надю, хмуро сказала:

– Тот же навоз, да издалёка привоз, – видимо имея в виду не состоявшуюся женитьбу сына

на Насте. С этого момента отношения снохи и свекрови не ладились. Иван Васильевич, отец Максима принял жену сына доброжелательно и сказал, что выбор его уважает. Надежда была счастлива, когда они покинули дом родителей мужа, она много лет с ними не встречалась, с одной стороны их разъездная жизнь не способствовала общению, с другой стороны, она всегда находила повод не поехать с Максимом, когда у него случалась возможность на несколько дней побывать у родителей.

Надежда и Максим мечтали о ребенке, но родить у них никак не получалось: у Нади оказалось слабое здоровье, она не могла выносить плод, было уже три выкидыша. Максим служил в секретных войсках и часто уезжал в командировки. А чтобы долгожданный ребёнок в семье появился, врачи настаивали на постельном режиме, если она хочет родить. Надя была освобождена от всех домашних дел, приехала её мама и вела домашнее хозяйство практически весь срок беременности дочери. Готовя Надю к родам, Анна Ивановна говорила, что дочь потомственных военных не должна быть слабой, ни стонать, ни тем более кричать при родах нельзя. Роды случились раньше планируемого срока, Максим в это время был в командировке, о рождении дочери ему сообщили телеграммой, он прибыл как раз к выписке из роддома жены и ребёнка. Она вышла, поддерживаемая медсестрой и упала на руки мужу. Так он и стоял – на одной руке держал ослабевшую жену, на другой – дочь.

Отец звал девочку Марией, а мать – Анной, такими именами звали бабушек. Родители не могли определиться с именем и решили, пусть имя себе выберет ребёнок – на какое будет откликаться, то и оставят. Девочка удивила своих родителей: она одинаково живо реагировала на оба имени и тогда они стали называть её Марианна, отец ласково звал Марианечка.

Девочка росла смышленой, не по возрасту развитой, каштановые волосы легкой волной обрамляли красивый овал лица, при рождении глаза синие постепенно меняли цвет, и к пяти годам стали зелёными, когда она смеялась, из них рассыпались искры похожие на изумруды. Взгляд был очень внимательный и не детски мудрый. Родители не чаяли души в своей дочери. Говорила она на распев и тихо, и так было всегда, и в будущем то же. У Марианны открылись способности к музыке, она вдохновенно играла на любом предмете, изображая из него пианино. Отец отвёл девочку в музыкальную школу по классу фортепиано. Классическая музыка для Марианны стала якорьком в сложных жизненных ситуациях.

Максима в очередной раз перевели на новое место службы, семья переехала на новое место жительства, в этот раз в крупный город – в Новосибирск, квартиру они получили в доме недалеко от Центрального парка. Марианне было семь лет, её уже со сверстниками отпускали гулять в парк недалеко от дома. Однажды дочь задержалась на прогулке и Надя пошла, чтобы её встретить. Она вошла в парк и остановилась как вкопанная – по аллее ей на встречу бежала девочка копия её Марианны и если бы не другая одежда, Надя не сомневалась бы, что навстречу ей бежит дочь. Девочка, весело напевая песенку, пробежала мимо, из-за поворота вышла пожилая женщина.

– Анечка, не убегай, подожди, – беспомощно звала она убегающего ребёнка, а девочка оглянулась, на миг остановилась и побежала дальше, весело крикнула:

– Наташа, догоняй! – эхо повторило: го-о-ня-яй-й.

Женщина поравнялась с застывшей, как статуя Надеждой и устало проговорила:

– Сорванец, а не девочка. Не могу я за ней бегать, стара уже. А ей нравится, – медленно пошла за девочкой, что-то ещё говоря сама с собой.

Сколько бы времени в образе статуи ещё простояла Надежда сказать трудно, но тут

появилась Марианна и весело щебетала о том, как было интересно в парке и, что она ещё бы погуляла, но захотела кушать. Надежда стряхнула с себя оцепенение и подумала, что ей просто почудилось, она разволновалась, ожидая дочь, и приняла девочку сверстницу Марианны за неё.

Ночью Надежде не спалось, чёрной волной нахлынули воспоминания о родах, боль и страдания, пережитые ею в ту ночь, вновь придавили, столько лет отгоняла от себя мысли и пережитые страхи, считала – с ними справилась, однако встреча с девочкой в парке лишила покоя.

– Вены плохие и совсем пропали, колите в кисти! И быстро, – выдавливаем! – слышится чей-то строгий голос. Сквозь пелену в глазах Надя видела, как несколько человек её обступили и с двух сторон начали давить на живот, акушерка говорила, чтобы Надя тужилась, но сил у неё сделать это не хватало. Боль такая сильная, что терпеть нет сил, губы искусаны в кровь, а кричать нельзя, строгий голос матери будто слышится рядом. Вдруг резкий удар по лицу, Надя открывает глаза – над ней злое лицо врача, стоявшей слева от неё и кричавшей: «Сволочь, весь халат кровью вымазала!», оказалось, Надя потеряла сознание, разжала губы, кровь размазалась по рукаву врача. Через какое-то время Надя почувствовала облегчение и услышала слабый писк малыша. Акушерка сказала: «Девочка, какая красивая».

Дальше Надя плохо помнила что было, провалившись в тишину. Очнулась от крика, та же врач истошно кричала и трясла её, Надя услышала, что надо снова тужиться, но почему это надо делать не понимала, ведь сказали – родилась девочка. Опять уколы, опять давили с двух сторон на живот, раздался треск рвущегося тела и… глухая тишина. Надя потеряла сознание. Когда она с трудом открыла глаза, прямо перед ней на стене родильной комнаты висели часы и показывали время 1 час 30 минут. С ней проделывали какие-то манипуляции, но она ничего не чувствовала, видела, что персонал между собой говорит тихо и подают друг другу инструменты. Раздался ласковый голос: «Все, деточка, закончилось. Я сейчас тебя заштопаю, и всё зарастёт, как будто и ничего не бывало. Ещё не одного родишь». Надя слабо улыбнулась и спросила где дочка. Отдыхает, – был ответ, – утром принесут кормить. Сознание Нади вновь начала уплывать и в это время поднялась несусветная суета. Ее быстро перекладывают на каталку, освобождая родильное кресло, выкатывают в коридор. Перед ней стоит врач, халат которой она вымазала кровью со своих губ.

– Добилась своего, мёртвого родила ребёнка, мучайся теперь всю жизнь!!! – разделяя каждую букву, зло говорит, и ехидно поджав губы, отходит, Надя тихо заплакала, не понимала, почему такая злая врач, почему умер ребёнок, если сказали, что девочка родилась живой.

Кормить дочь ей принесли только через трое суток. При родах девочка получила гематому головы, у неё была асфиксия, её выхаживали и одновременно выхаживали Надю, она много потеряла крови и была слаба так, что встать с кровати сама не могла. Никто ничего не говорил о том, что умер ребёнок при родах. Надя подумала, что той сумасшедшей ночью ей действительно приснился кошмар.

Сейчас же, беспокойно ворочаясь в постели, старалась делать это тихо, Надя убедила себя – она родила двоих детей, но одного ребёнка им не отдали и от горя, бессилия и непонимания прошедшего много лет назад события, разрыдалась. Максим проснулся, участливо спросил, что её беспокоит, почему так горько плачет. Сначала она отнекивалась, а потом, всхлипывая, рассказала о встрече в парке, муж очень удивился, сказал, что такого быть не может, ей просто показалось. И тогда Надежда рассказала ему, что было в роддоме при родах. Пауза затянулась. Максим не мог ни принять, ни поверить тому, что слышит от жены, он хорошо помнил о том, какой слабой была она после родов, врачи поставили диагноз послеродовая депрессия и всё отнесли на тяжёлые роды.