Зарницы в фиордах
Шрифт:
Торпедный катер хотя и крошечный, но грозный противник. Судно-малютка ловкое, увертливое. Его основное оружие — скорость и внезапность. Кто-то метко назвал катера «москитный флот», и это очень правильное определение: трудно увернуться от его жала-торпеды, и еще сложнее для противника догнать крохотное быстроходное суденышко.
Внимательно, не шелохнувшись, слушали будущие торпедисты лекции по истории возникновения и развития торпедных катеров. Александр с интересом узнал о том, что катера появились еще в 1877 году. Правда, тогда они назывались иначе — «минные катера» и были вооружены миной, насаженной на длинный шест. Потом был разработан новый, более усовершенствованный способ истребления судов противника — была создана
Через три месяца Александр досрочно закончил учебу, и его направили боцманом в дивизию торпедных катеров на Балтийский флот. Боцман должен многое уметь: читать семафор, знать сигнализацию, а главное, как свои пять пальцев и даже лучше знать устройство катера и его вооружение. И кроме того, не хуже, чем катер, а может быть, и лучше, боцман должен знать каждого члена команды, что он из себя представляет, чем дышит.
Совсем, кажется, недавно, робея, поднялся, Александр в первый раз на борт «Краба» и стал юнгой. И вот он уже боцман. И оттого, что Шабалин чуток по натуре, тактичен и оттого, что хорошо помнил свои первые дни в море, он легко нашел общий язык с экипажем. Александр никогда не требовал, чтобы его уважали, он вел себя так, что его уважали. Он завоевывал авторитет не словами, а делами.
Один — за всех, все — за одного — девиз каждого катерника. Железный закон, который нельзя нарушить. На маленьком корабле с небольшим экипажем специализация весьма условна. Поэтому любой из моряков-катерников знает не только свое дело, он сможет заменить любого из товарищей, если вдруг настанет такой момент. Моряки испокон века народ дружный. Без этого нельзя, ибо корабль в море не терпит разобщенности. Но для крошечного катера сплоченность экипажа приобретает особый характер. Здесь члены экипажа не просто одна семья и их связывает не просто дружба. Нечто более крепкое и сильное.
Катер типа Г-5, где служил Александр, естественно, ничем не отличался от других: такой же хрупкий, маленький и увертливый. При всех их положительных качествах у этих катеров был и большой недостаток: они могли действовать только в несложных погодных условиях. Волны заливали палубу, а при низких температурах обмерзали корпус и вооружение. Штормовые погоды для них непригодны, а ведь на Баренцевом и Северном морях хорошая погода редкость, здесь большей частью штормит.
Поэтому в Главном штабе ВМФ долго считали, что торпедные катера неприменимы на Северном флоте, — слишком они малы и беззащитны. Да и сейчас, когда прошло почти тридцать лет, все еще не верится, что корабли с такими данными могли в северных водах наносить непоправимый урон врагу.
В наши дни корабль с водоизмещением в 80 тонн считается небольшим. Что же тогда можно сказать о тогдашнем катере Г-5 водоизмещением в 16,9 тонны. Как говорится, комментарии излишни.
Тогда на Балтике не только моряки проходили учебную практику — катера тоже держали экзамен на выносливость и пригодность. Шабалин помнит свое первое знакомство с катером в море. Очень было здорово, когда катер, высоко задрав нос, несся по волнам. Воздух становился плотным от скорости, волны — жесткими и резко били в дрожащий как бы от нетерпения корпус катера. Дух захватывало у Александра, и возникало непередаваемое чувство — будто у него вырастали крылья.
Командир катера лейтенант Гладенко заметил, как увлечен Шабалин морем, с каким вниманием он слушает все, что ему говорит командир.
— Хочешь научиться управлять катером? — как-то раз спросил у Александра капитан.
Шабалин даже не ответил и лишь с трудом проглотил слюну. Для чего этот вопрос? Через несколько дней Шабалин сам вел торпедный катер…
Ему приходилось уже стоять за штурвалом рыболовецких судов. И тогда корабль повиновался ему, но сейчас это было совсем другое ощущение. Там он, так сказать, ехал на неторопливой телеге, здесь летел в седле распластавшегося в полете скакуна, послушного каждому, даже малейшему, движению его руки.
Так, катерным боцманом Шабалин проплавал на Балтике до начала 1938 года, а потом его по специальному распоряжению перевели на Север, в Полярный. Пожалуй, именно там Александр почувствовал себя окончательно на месте. Снова перед ним родное Баренцево море с его тяжелыми свинцовыми волнами. Опять его, куда ни кинь взор, окружают знакомые сопки и гранитные скалы. Шабалин счастлив: это его родина, это его дом! Есть моря более теплые, есть берега более живописные, но родные места не выбираешь, а любишь их такими, какие они есть. Может быть, северяне именно потому так остро любят родные места, так привязаны к ним, что не броски они, не потрясают откровенной южной красотой.
…Полярный. Маленький поселок, закинутый среди сопок. Все-таки было трудно Варе Шабалиной привыкать к суровой северной природе, хотя и до этого уже пожила она в Мурманске, где климат не многим лучше. Но здесь, в Полярном, где домов-то было наперечет, еще больше чувствовался север. Голые гранитные скалы, сопки, покрытые мохом и низкими изогнувшимися от ветров деревьями, — вот и вся растительность, которая может выжить в этом царстве редкого, скупого солнца и частых жестоких ветров. Правда, и в этом пейзаже есть своеобразная красота. Меняют свой цвет в зависимости от погоды и времени дня скалы, кажутся они то темно-коричневыми, то серыми, а иногда в редкие солнечные дни, если окажешься рядом, сверкают в них как бы яркие звездочки — это блестят вкрапленные в гранит породы. Пестрым упругим ковром покрывает сопки разноцветный мох: то зеленый, то желтый, а кое-где и ярко-красный. Не надо думать, что здесь нет цветов, их немного, но они все же есть; это или странные, какие-то неземные фиолетовые цветы на длинных тонких стеблях, или мелкие бледно-голубые, как бусинки рассыпанные среди мха. На мягком мхе растут грибы: подберезовики, подосиновики и даже белые. Грибов здесь очень много, и кажется, что природа, устыдившись своей скупости, хоть чем-то стремится одарить здешний народ. Но все равно жить здесь трудно, очень трудно. И даже сейчас трудно, хотя прошло уже немало времени, и вряд ли можно сравнивать, как живут люди теперь и как жили тридцать с лишним лет назад. Каким мужеством и какими глубокими человеческими чувствами должны обладать те женщины, жены военных, которые всю свою жизнь проводят или среди снегов и сопок, или в пустыне, где от жары ртуть разбивает стекло градусника. Это тоже своего рода подвиг, и об этом нельзя никогда забывать.
Хотя и трудно приходилось Варе Шабалиной, но зато она находилась рядом с мужем, и им больше не надо было назначать друг другу свидания, как это было в Мурманске.
Есть семьи, для которых жизнь в таком маленьком поселке была бы бесконечно трудной: почти нет развлечений, нет новых лиц, существование сурово и монотонно. Для любви поверхностной, непрочной такое испытание могло бы быть непосильным. Но Варя и Александр Шабалины не только не жаловались, они были счастливы. Они были вместе, они любили друг друга, Александр выполнял свой долг перед Родиной — чего еще можно было желать? То есть, вернее, желать можно было много, но все это было не главное, второстепенное по сравнению с тем, что составляло основу их жизни.
Александр Шабалин продолжал служить на катере боцманом. Вот где пригодились ему его знания, полученные еще тогда, когда ходил он штурманом на тральщике. Шабалин прекрасно знал все повадки капризного северного моря. Даже больше чем знал, он его чувствовал. Рыбак, пожалуй, ближе к морю, чем другие моряки. Как никто другой, наблюдает он за небом, ветром, волной, ведь для него это не только вопрос безопасности его судна, но еще и признаки, по которым нужно угадать, будет ли в этом месте сегодня стоящий улов.