"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22

Асприн Роберт Линн

— Я оплачу только уже оказанные услуги. Пока мне их не оказали, — затем, внезапно воодушевившись, ткнул пальцем в стол у себя за спиной: — Нынче же. Немедленно!

Пьюл застонал, обмякая в кресле. Нарбондо кивнул — так, словно просьба была пустячной, — и сдернул с крючка фартук, прошипев Пьюлу, чтобы тот готовился к операции.

— Как же?.. — начал Пьюл, но горбун прервал его ругательством. Шилох же отступил к стоявшему перед камином креслу со смешанным выражением благоговения, удовлетворения и беспокойства на лице.

Теофил Годелл спешил по залитым дождем улицам, прислушиваясь к отдаляющимся

шагам Лэнгдона Сент-Ива и размышляя о странном поведении капитана Пауэрса, который явно сильно обеспокоился пропажей предметов, так и оставшихся неназванными. Это дело представлялось сложным, даже когда все его детали были понятны. А уж если возникает элемент неизвестности… Скрытность капитана начинала действовать на нервы. Она вызывала интерес, разумеется, но тем не менее действовала как раздражитель.

Годелл начинал привыкать к бессонным ночам. У него не имелось деловых обязанностей, достойных упоминания, так что он мог позволить себе поклевать носом в течение дня вдогон к паре часов утреннего сна. Уже почти два часа ночи; тьма и непогода возместят отсутствие какого-либо камуфляжа. Задумчиво попыхивая трубкой и уверенно стуча тростью в булыжники мостовой, Годелл держал курс на Пратлоу-стрит; он только вывернул из-за угла, когда единственное освещенное окно посреди квартала распахнулось, наружу вылетел и глухо шлепнулся на камни цилиндрический сверток. Раздавшийся вслед за этим страдальческий вопль был отрезан захлопнувшимся окном. Годелл поспешил туда и склонился над выброшенным предметом. Дохлая рыбина неизвестной породы — голова и немалая часть туловища обращены в липкую кашу ударом от падения. Годелл повернулся и зашагал к своему крыльцу; оказавшись в арендованной пустой комнате, он привычно приподнял занавеску, чтобы получить хороший обзор лаборатории Игнасио Нарбондо.

Из этого импровизированного наблюдательного пункта он смог разглядеть в комнате напротив троих человек, которых он отлично знал. Шилох, самопровозглашенный Мессия, вещал о чем-то горбуну и его ассистенту. Похоже, страсти в лаборатории успели накалиться, и сквозь ветер и дождь до Годелла долетали порой обрывки чьих-то гневных криков. При помощи ручного устройства, соединенного со спиральной трубкой, горбун покрыл распростертое на каменной столешнице тело — вернее, отвратного вида скелет — слоем плотного желтоватого тумана. Позади, в очаге, ревело мощное пламя. В тяжелой стеклянной реторте плавал какой-то предмет — совсем крохотный, невозможно разглядеть, — а в каменной чаше дымились сухие травы.

Проповедник рухнул на колени и склонился вперед в нелепом подобии молитвы; Нарбондо же, споткнувшись о вытянутую руку старика, нечаянно обдал струей желтого тумана зазевавшегося Пьюла, и тот заковылял прочь, сгибаясь в приступе рвоты. Горбун прервал процедуру, чтобы обругать Шилоха; тот покорно поднялся с колен и шагнул в сторону, за пределы обзора.

Ливень усилился, на минуту затруднив Годеллу наблюдение за происходящим в противоположном окне, и тот, сощурившись, сфокусировал внимание на истлевшем костяке. «Быть не может, — решил табачник, — чтобы горбун замыслил попытку оживить нечто подобное». И ошибся. Машина вырабатывала туман, который колебался в воздухе над костями. Чаша дымила. Нарбондо выудил то, что плавало в реторте, и, кивнув Пьюлу, бросил это нечто в какое-то подобие выжималки для чеснока, а затем выдавил несколько капель в разверстый рот трупа.

Старик отступил, прикрывая лицо руками. Нарбондо усердно качал машину. Костяк

на столе завалился набок, рассыпая мусор из спутанных волос, и приподнялся вдруг, будто бы левитируя над столом. Торжествующий вопль Нарбондо был слышен вполне отчетливо, но смысл выкрикиваемых им слов растворился в свисте ветра и дождевых потоках.

Тело дважды дернулось, напряглось и очень медленно стало приподниматься на локте лишенной кисти руки, словно собираясь слезть со стола и пойти. Озираясь слепыми глазницами, оно покрутило обтянутым сухой кожей черепом: едва способная двигаться, нечестивая, ржавая машина. Вторая рука поднялась и вслед за головой повернулась к проему окна. На один жуткий, выворачивающий наизнанку миг Годелл уверовал, что мертвец смотрит прямо на него, однако, продолжив движение, череп задержал свой невидящий взгляд на трясущемся проповеднике; указующий перст повис в воздухе, обвиняя — или скорее умоляя о чем-то.

Старик робко приблизился, нервно теребя пальцами лацканы плаща, что выдавало обуревавшие его страх и изумление. Затем, подобно карточному домику, труп повалился на стол; простертая вперед кисть брякнулась о твердый край и полетела на пол. Неустанно нажимая рычаг своей машинки, Нарбондо какое-то время продолжал заполнять комнату желтым туманом, но наконец оставил эти попытки и, отложив устройство, нагнулся подобрать с пола упавшую руку трупа. Старик всхлипнул и рванулся вперед. Доктор не без труда отбился от попыток проповедника завладеть ею, постоял еще немного и, пожав плечами, бросил кисть на стол, в общую кучу костей.

Туман продолжал клубиться в комнате. Сквозь него, решительно шагая к выходившему во двор окну, неожиданно проступила женская фигура. Возраст подошедшей Годелл оценил лет в сорок или немногим больше. Видимо, решив, что та намеревается осквернить кучку костей на столе, старик бросился к ней с протестами. Женщина встретила его ударом кулака в висок, пробежала мимо и, распахнув окно, высунулась — то ли за глотком воздуха, то ли в попытке выброситься.

Годелл подавил инстинктивный порыв опустить занавеску и, присев, раствориться в темноте своей комнаты. Вместо этого он встретил появление женщины в окне прямым взглядом и, словно проходя мимо по тротуару в ясный полдень, учтиво приподнял шляпу, а затем шагнул в сторону и скрылся за оконной рамой.

Все трое мужчин в комнате напротив кинулись к женщине и грубо оттащили ее от окна — как показалось Годеллу, в смертельном испуге, что та может выпрыгнуть и, пролетев три этажа, разбиться о темную брусчатку двора. Годелл осторожно опустил задвижку и слегка приоткрыл собственное окно; его сразу же обдало потоком влажного воздуха, принесшего с собою целую какофонию проклятий и обвинений. Мужчины перетягивали незнакомку, словно та была туго набитым кошельком в руках воров, пока женщина не рванулась в сторону, отшвырнув горбуна к аквариуму. Пьюл бросился за ней, но получил пинок в голень.

Короткое напряженное перемирие, наступившее следом, прервали вопли старика, которого, казалось, охватил внезапный приступ раскаяния, вызванный прискорбным состоянием костей на столе.

— Ты сломал ее! — выкрикнул он, тыча пальцем в сторону трупа, и рванулся к Нарбондо. — Ты… ты… ты еще заплатишь!

Горбун пожал плечами, обретя вдруг спокойствие.

— Нет, — возразил он взбешенному проповеднику, оправил пиджак и весело подмигнул женщине. — Это тебе придется платить.