Заря Айваза. Путь к осознанности
Шрифт:
— Пора немного отпраздновать, — сказал Халинг.
Пока все в комнате хихикали, я собрал свои вещи, сложил спальный мешок, с которым у меня, как с живым существом, сложились близкие отношения в последние три дня, и направился к двери. С опущенной головой я прошел мимо группы смеющихся и общающихся людей. Джефф Чендлер, с которым я пересекся в начале «Интенсива», положил руку мне на плечо.
— Можно я обниму тебя? — Я молча кивнул. Я не хотел обниматься, но он был славным малым и хорошим партнером на «Интенсиве». Он обхватил мои плечи обеими руками и покачался влево и вправо, так что я двигался точно так же.
— Знаешь, — сказал он, оходя от меня, чтобы посмотреть мне в лицо, — меня очень тронул твой катарсис. Я чувствовал твою боль, как свою. Здесь мы учимся понимать, что другие страдают так же,
— Я знаю. Спасибо, Джефф.
Он грустно покачал головой и добавил:
— До истины добраться нелегко. Самое трудное — взбираться по вертикальному дереву. Ты не остаешься отпраздновать?
— Я не могу. Я хочу побыть в одиночестве.
В метро толпилось обычное количество народу. На улице станции Эрлз-Корт перед маленькими круглосуточными восточными ресторанчиками всю ночь дрались пакистанцы и арабы. Мне было по-настоящему одиноко в номере отеля. Я долго стоял перед зеркалом. Я очень странно отражался в нем, будто смотрел на себя в первый раз. Скатывался ли я в безумие? Тут же отвергнув эту мысль, я понял, что она — лишь отражение моего желания придать некую важность своему не иначе как жалкому состоянию. Веки были опухшими, глаза — красными от плача, щеки — грязными и небритыми. Глядя на свое изображение, я потряс головой. Если нет ничего проще, чем понять, кто ты есть на самом деле, то почему же у меня не получилось этого сделать? Я воскресил перед глазами образ рыжеволосой женщины, которая спокойно достигла просветления, а затем обнялась с Морин. Она проделала это незаметно для других, скрываясь, как вор. Если бы я достиг просветления, то все бы знали об этом, я бы не скрывал этого, как скрыл бы интим с проституткой под праздничным столом. К сожалению, в таком сравнении не было утешения. Теперь участники «Интенсива» радостно смеялись в той же комнате, где изменилась моя судьба за эти три самых важных дня моей жизни на тот период времени. Они уже забыли меня.
Я рухнул в постель и забрался под одеяло, не снимая одежды. Мне нужно было поспать и восстановить силы. Закрыв глаза, я почувствовал вибрацию в солнечном сплетении, во рту и на языке, на кончиках пальцев и носа. Кто я? Явно не это существо, развалившееся в кровати, которого трясет из-за его жалкого состояния… Эта ночь будет длинной и омерзительной…
В белградском аэропорту меня, с разинутым ртом, дожидался Мучи. Это был стройный молодой человек с реденькой бородкой, о котором, как я полагаю, еще ничего не рассказывал, хоть он и был какое-то время в моем близком окружении. Меня донимали как его настырные попытки оказаться рядом со мной, так и его писклявое заикание. От него было трудно избавиться, так как он прилипал, словно банный лист. Он приехал забрать меня на своей машине и, пытаясь вести себя сдержанно, все же еле скрывал любопытство.
— Они… дожидаются тебя дома… родители, дядя, брат и друзья.
Мое пребывание в Лондоне взбаламутило воду. Я отвечал себя равнодушно:
— Есть какие-нибудь новости?
— Мы все ждем их от тебя.
— Да, понимаю.
В гостиной сидели Младен, мой брат, которому внезапно надоела карьерная борьба и начали интересовать «другие вещи», Лидия, Ненад, мать и Максим Драганич. В углу, опершись о кафельную печку, сидел отец с озадаченным лицом. Стол ломился от еды: большая тарелка русского салата, сырный пирог Лидии, мамин «фирменный» вишневый пирог, посыпанный сахарной пудрой, и ромовые бабы.
— Как прошла поездка? — спросила мама, пододвигая мне тарелку с едой.
Мгновение я надеялся, что смогу избежать откровенного ответа.
— Необыкновенно. Кстати, довольно трудно подобрать слова, чтобы описать «Интенсив Просветления» и то, и что может пережить человек за эти три дня.
— Нашел, что искал? — спросил дядя. Он курил, невзирая на присутствие остальных в комнате. Зажав бычок кончиками прокуренных пальцев, он оценивающе смотрел на меня своими сощуренными глазами. Глаза эти были красными и блестящими, а речь — неторопливой. Должно быть, дядя уже влил в себя несколько стаканов бренди. Он заметно состарился за последние пару лет и теперь постоянно пил крепкие напитки.
— Младен хочет знать, стал ли ты просветленным? — вставил свое слово мой брат.
После того, как миновал кризис, я чувствовал себя хорошо. По
Если, оглянувшись назад на «Интенсив», отстраниться от его пылающей атмосферы, можно было ясно и четко понять его составляющие. У меня в голове всплывали отдельные элементы, как бы давая возможность осознать их. Подобному сильному водовороту, «Интенсив Просветления» обладал огромной силой погружения в глубь своего существа, в процессе которого исчезала граница между сном и реальностью. Учитель, ассистенты и участники забывали о существовании мира вне «Интенсива», позволяя практикующему отстраниться от состояний, событий и образов повседневной жизни. В роли образной и мысленной оси выступал вопрос «Кто я?», который постоянно всплывал после «Интенсива», несмотря на все мои попытки подавить его. Словно техника «Интенсива», которую мне пришлось осваивать весь первый день, теперь работала сама по себе, и я никак не мог отключить ее. Перед глазами пробегали образы лиц участников «Интенсива», их слова, плач, ругань, вспышки смеха, глаза тех, кого коснулось просветление, и образы подвала из какой-то прошлой жизни, в котором меня, тогда ребенка, оставили одного. Я никак не мог определить, когда же проник в суть внутренней структуры «Интенсива», но в один момент она стала прозрачной, как чистое стекло.
Техника «Интенсива», которую некоторые из участников так и не смогли освоить по окончании третьего дня, не ставила перед собой целью просветление. Она выполнялась для того, чтобы опустошить сознание, и в один из таких моментов пустоты человек объединяется с объектом своего внимания — собой, другим человеческим существом или жизнью. В сознании исчезает различие между объектом и субъектом — они становятся единым целым. Как лаконично объяснился Питер Пэрриот в Чикаго, главная причина проблем человека заключается в том, что он воспринимает мир, как поле боя, где сталкиваются полярности, и «Интенсив» решает эту проблему путем преодоления их разделенности, а не выбором в пользу одной из них.
Контактирование двух людей в диадах смогло воплотить в жизнь произнесенные много лет назад слова Лона: «Когда два сознания противостоят одному подсознанию, становится возможным проникнуть в самую суть существа». Цель «Интенсива» — создать баланс между индивидуумом и группой, и задача Мастера — привести участников к гармонии для достижения этого баланса. Также срабатывает объединение эффектов двух базовых процессов, которые опустошают сознание, — медитации и коммуникации. Медитируя, человек стремительно раскапывает и восстанавливает неизвестное, а общаясь, выражает невысказанное, подавленное и запретное.
Мне показалось, что лишь я, в отличие от остальных участников, смог уловить одну вещь — ключевую роль Мастера. Словно паук, он внимательно следит за чувствительной паутиной «Интенсива» и реагирует на ее мелкие колебания, невидимые участникам, погруженным в их мир слащавых или горьких переживаний. Каждое слово Мастера, каждое его действие, физическое или эмоциональное, оставляет за собой видимые следы на текучей паутине «Интенсива Просветления». Он — начало и окончание «Интенсива». Халинг, несомненно, были истинным Мастером. Он зацепил меня исключительной гармонией интуиции и интеллектуального исследования, уже в среднем возрасте он приобрел мудрость пожилого человека, но при этом сохранил детский взгляд на мир и на людей в нем.