Заря над бездной
Шрифт:
– Мозг поражен! – отрапортовал Моргнеуморос. – Достигнута критическая точка!
Одновременно с Лакласторосом они откинули колпачки с двух идентичных красных рычажков. Удерживаемый на весу двумя офицерами, Лакласторос взялся за свой, Моргнеуморос за свой – и механизм издал звенящий сигнал, принимая генетические ключи активации.
Лакласторос на секунду задержал пальцы. Этот пульт можно активировать всего один раз. Он подаст Кресту Стихий специальный сигнал, который заставит его выплеснуть всю накопленную энергию, выдать стопроцентную мощность.
Один-единственный
А перед глазами Моргнеумороса появились зеленые поля Плонета. Колышущаяся на ветру пшеница. Смеющиеся дети. Стартующий к Кигаре звездолет Будрупогзороса.
Изуродованный мутант вытянул рычажок и негромко произнес:
– За нашу планету.
Вспышка. Сразу черная и белая, она полыхнула перед каждым плонетцем на борту – и стала последним, что они увидели в жизни.
– Стопроцентная м-мощность!.. – торжествующе прокричал Лакласторос, ускользающим сознанием слыша, чувствуя, как хлещет из Креста Стихий ужасная, всеуничтожающая, поистине божественная энергия.
А потом он перестал что-либо чувствовать.
Супердредноут «Алкуса Рейко» был почти в тысячу раз меньше чудовища, в которое врезался. И обычная бомба, даже протоядерная, не причинила бы ему сколько-нибудь заметного вреда. Но взрыв, что породил Крест Стихий, разнес голову Червя, как граната – спелый арбуз. Из обрубка шеи выплеснулась сжиженная Тьма, обезглавленное тело дернулось, колыхнулось, пошло ходуном.
И в такт ему ходуном заходил весь Лэнг.
Не было еще никогда в мире Бездны столь глобального катаклизма. У великого Червя даже конвульсии протекали медленно – но и этого было достаточно, чтобы своротить половину литосферы. Везде и повсюду земля стала трескаться, целыми пластами летя в пропасть. Горы и вулканы рушились, а в иных местах, напротив, вздымались к небесам из наползающих друг на друга плит. Подземье вывернулось наизнанку, подставило брюхо черному небу.
И над всем этим колебалась и трепетала безграничная фиолетовая туча. Из нее доносился болезненный вой… который в какой-то момент просто оборвался. Точно лопнула натянутая струна.
Фиолетовый Газ брызнул во все стороны – и развеялся.
Весь Лэнг накрыло страшным ментальным импульсом. У каждого смертного, каждого демона нестерпимо заболела голова. Вздрогнула сама Кромка, и это отдалось в соседних мирах.
А на вершине высочайшего из ледяных пиков корчился величайший ум Древних, создатель и творец Лэнга. Его рудиментарные крылышки мелко трепетали, а хоботок исторгал розоватую слизь.
– Я… был… Дре-е-е-е-е… – раздалось чуть слышное щебетание, которое тут же смолкло.
С гибелью Червя, своего физического тела, С’ньяк вернулся в додемоническое и добожественное состояние. Стал скрюченным насекомоподобным существом, каковым был в необозримо далеком прошлом.
И поскольку был он невероятно, нестерпимо дряхл, после недолгих конвульсий С’ньяк умер.
Глава 21
На юге долины Пнот, совсем рядом с тысячебашенным Иремом, возвышается непередаваемо прекрасный и одновременно жуткий дворец. Много тысяч лет он давал приют одному из архидемонов Лэнга – Гелалу.
У врат возлежал бессменный привратник – гигантский одноглазый змей. Не слепой на один глаз, а изначально одноглазый, с круглым оком во весь лоб. Этот жуткий черный ящер мог просто слизнуть человека, целиком поместить в пасти. Но при виде той, что вошла сейчас во врата, он свернулся клубком и прикрыл хвостом морду.
Дайлариана Агония прошла мимо зверодемона спокойно, точно прожила здесь всю жизнь. Она осматривалась с любопытством, даже как-то оценивающе. Что бы там ни говорили о ее покойном отце, вкус у него был.
Хотя, возможно, с роскошью он слегка перебарщивал. Огромный холл больше походил на оранжерею, чем на жилое помещение. Ноги проваливались в пушистый ковер по щиколотку, потолок был густо изукрашен лепниной и цветными узорами, вдоль стен тянулись атласные диваны, а на каждом шагу валялись подушки.
Диковин здесь тоже было не счесть. В одном углу – кувшин из стекла тоньше мыльной пленки. В другом – кожаный сундук, доверху полный монет из тусклого желтого металла. Меж двух ваз с живыми цветами высились часы, циферблат которым заменяло человеческое лицо – явно живое, размеренно дышащее и плямкающее губами во сне. В самом центре журчал фонтанчик с остро пахнущей кровью.
Дайлариана задумалась, все ли архидемоны так живут. Она понюхала ароматный розовый шар, лежащий на столике без ножек (столешница просто висела в воздухе), и хотела уже подняться по витой лестнице, когда по той сбежала совсем юная дьяволица в одной сорочке. При виде еще более юной колдуньи на ее лице отразилось непередаваемое изумление.
Какое-то время эти двое просто молча смотрели друг на друга. Дайлариана уже сложила пальцы щепотью, чтобы активировать Молнию Мардука, когда дьяволица вдруг улыбнулась и спросила:
– Ты что, новенькая?
– Новенькая?.. – не поняла колдунья.
– Наложница. Ты новенькая?..
– Наложница?..
– Ой, что ты такая глупая? – всплеснула руками дьяволица. – Ты новая жена нашего хозяина?
– Хозяина?..
– Гелала! – повысила голос дьяволица, раздраженная, что эта дурочка повторяет за ней каждое слово. – Ты новая жена Гелала?!
– Нет, – медленно ответила Дайлариана. – А вам… разве еще не сообщили?
– О чем? – захлопала глазами дьяволица.
– Гелал… мертв. И уже довольно давно.
Дьяволица недоверчиво приподняла брови. Дайлариана снова сложила пальцы щепотью, не зная, какой реакции ожидать. Однако дьяволица только пожала плечами и хмыкнула:
– Значит, я овдовела. Вот горе-то.
Дайлариана почувствовала, что ей чем-то нравится эта особа. Тупенькая, конечно, но по-своему миленькая.
– Ладно, если ты не жена, тогда кто? – осведомилась дьяволица, ковыряя в ухе длиннющим когтем.
– Я… его дочь, – не совсем уверенно ответила Дайлариана.