Заря победы
Шрифт:
В этих боях наши воины проявили воистину массовый героизм.
Командиры танковых рот капитан Е. Лямин и старший лейтенант В. Луганский, прорвавшись в тыл врага, уничтожили девятнадцать неприятельских танков. Старший сержант Петр Афанасьевич Гурков подбил четыре вражеские машины. Политрук Матвей Григорьевич Маслов сжег четыре танка. Комиссар Сали Киязович Марунов — три.
Многие пали смертью храбрых на подступах к столице.
В боевые порядки 32-й дивизии на Бородинском поле встали три артиллерийских противотанковых полка (121, 367 и 421-й). Пять гвардейских минометных дивизионов РС (реактивных снарядов) расположились на огневых позициях в районе Псарево — Кукарино — Сивково и пять отрядов добровольцев-москвичей — на левом фланге армии. 36-й мотоциклетный полк вел разведку, 20-я танковая бригада и 509-й противотанковый артиллерийский полк находились
В полдень 13 октября над Бородинским полем появились «юнкерсы» и «мессершмитты». Из Гжатска доносилась артиллерийская канонада: там войска Западного фронта вели тяжелый бой с наседавшим противником. Часть гитлеровцев прорвалась вперед, но натолкнулась на боевое охранение 32-й дивизии. Так началось сражение на поле русской славы. Первыми вступили в действие саперы. Под прикрытием одного орудия и танка они вместе со стрелками 17-го полка минировали автостраду Москва — Минск и готовились взорвать мост. К ним приближались тринадцать немецких танков. Раздумывать было некогда. Бойцы Клюшин и Сафонов продолжали минировать автостраду, а старший сержант Мухтаров взорвал мост. Примерно в ста пятидесяти метрах от моста первые три танка немцев подорвались на минах. Остальные десять начали разворачиваться, пытаясь обойти минное поле. Тогда открыли огонь наши орудие и танк. Они подбили еще четыре вражеские боевые машины. На автостраде возник затор. Противник отошел в лес.
Рано утром 14 октября неприятель оттеснил 18-ю и 19-ю танковые бригады на линию Можайского укрепленного района. Немецкая артиллерия вела огонь по площадям. После артподготовки последовал налет тридцати бомбардировщиков. С наблюдательного пункта армии было видно, как тридцать пять танков с пехотой в расчлененных боевых порядках приближаются к переднему краю. Наши орудия своим огнем пытались остановить их движение. Артиллеристы 32-й дивизии под руководством майора Битюцкого вели подвижный заградительный огонь. Через несколько минут пять вражеских танков подорвались на минном поле, восемь были подбиты артиллеристами, четыре — нашими танками. Но гитлеровцы продолжали наседать. Я приказал дивизионам РС открыть огонь. Немецкая пехота не выдержала этого огня, часть ее залегла, а часть попятилась назад. Через сорок пять минут над Бородинским полем вновь появились вражеские бомбардировщики и принялись обрабатывать нашу оборону. Вскоре показалось тридцать немецких танков. За ними — пехота. Они ворвались на передний край 17-го стрелкового полка.
Тогда была распространена своеобразная болезнь, хотя и не внесенная в медицинские справочники, но хорошо знакомая всем, кто пережил первый период Великой Отечественной войны, — «танкобоязнь». Комдив Полосухин предусмотрительно провел среди своих бойцов профилактику против нее, дав им танковую «обкатку», иначе говоря пропустил через окопы, где находилась его пехота, свои танки. Солдаты поняли, что это не так уж страшно, как казалось раньше.
По вражеским машинам одновременно открыли огонь противотанковые полки и артиллерия Битюцкого. Участок между железной дорогой и автострадой Москва — Минск стал огромным фашистским кладбищем. Несколько танков оказались подбитыми, часть застряла на надолбах и в противотанковом рву. До конца дня враг не предпринимал больше атак, но в ряде мест ему удалось небольшими подразделениями незначительно вклиниться в нашу оборону.
Итак, первый натиск гитлеровцев был отражен. Дальневосточники и добровольцы-москвичи выдержали удар. Но в целом обстановка на Западном фронте складывалась не в нашу пользу: 12 октября советские войска оставили Калугу, 14-го неприятель с ходу ворвался в Калинин…
Ночью в штабе армии подвели итоги боев: подбит тридцать один немецкий танк, уничтожено девятнадцать орудий, до четырехсот солдат и офицеров противника.
Из штаба фронта сообщили, что справа продвигаются фашистские танковые части, а слева другая их группа развивает наступление от Вереи в направлении Наро-Фоминска. Было ясно, что утром враг возобновит наступление. Посоветовавшись с помощниками, я решил вывести в армейский резерв дополнительно 19-ю танковую бригаду и два противотанковых полка, чтобы использовать их на нужных направлениях в решающие моменты.
Ночью 14 октября мне вручили пакет из Ставки: «5-я армия включается в состав войск Западного фронта». А через несколько минут по ВЧ был получен приказ Г. К. Жукова [19] : «Продолжать упорную оборону на Можайском рубеже».
Как и следовало ожидать, на рассвете 15 октября, после пятнадцатиминутного огневого артиллерийского налета и очередного удара бомбардировщиков, неприятель, подтянув дополнительные силы, перешел в наступление, нанося главный удар вдоль автострады Москва — Минск.
19
В тот период — генерал армии, командующий Западным фронтом. Ныне — Маршал Советского Союза.
При подходе к нашей обороне противник был встречен организованным огнем артиллерии, танков, пехоты. Но, несмотря на большие потери, продолжал вклиниваться в наши боевые порядки. Пришлось ввести в бой часть резерва. Два залпа дали четыре дивизиона РС. К месту прорыва немецких танков были брошены два противотанковых артиллерийских полка.
И все же фашисты усиливали нажим, вводя все новые и новые части. Дивизия Полосухина напрягала последние силы. Командование фронта направило нам на помощь двадцать пять штурмовиков. Над Бородинским полем разгорелся ожесточенный воздушный бой.
Большое превосходство в силах позволило неприятелю развить прорыв на участке 17-го полка 32-й дивизии до четырех километров по фронту и до двух в глубину. Наступил критический момент — боевой порядок дивизии оказался разрезанным на две части. Командир дивизии бросил к участку прорыва все, что мог, чтобы не допустить продвижения немцев. Я приказал сосредоточить огонь всей артиллерии армии: выдвинул противотанковый полк, саперов, 20-ю танковую бригаду и только что прибывший разведывательный батальон 32-й дивизии под командованием капитана Корепанова. Из остатков 3-го батальона 17-го полка и роты курсантов был сформирован боевой отряд под командованием майора Воробьева. Комиссаром отряда назначили секретаря партийной комиссии дивизии Я. И. Ефимова.
На участке 3-го батальона вместе с бойцами сражался комиссар полка Г. М. Михайлов. Некоторые позиции не раз переходили из рук в руки. Продвижение противника задержать удалось, но полностью восстановить положение мы уже не могли, хотя бойцы и офицеры показывали образцы мужества и бесстрашия.
Рано утром 16 октября я, С. И. Богданов и другие офицеры штаба находились на наблюдательном пункте. Член Военного совета П. Ф. Иванов выехал в 32-ю дивизию. Начальник штаба армии В. А. Глуздовский старался наладить связь с соединениями. Этот холодный осенний день запомнился мне на всю жизнь. Едва рассвело, как враг обрушил на нас сильный артиллерийский огонь. «Юнкерсы» нанесли удары по всей глубине нашей обороны. Затем перед передним краем появились немецкие танки. Их встретил подвижкой заградительный артиллерийский огонь. На пути неприятельских бронированных машин встала сплошная стена разрывов. То и дело загорались вражеские танки, однако фашисты продвигались к нашему переднему краю. Орудия Битюцкого и танки Орленко, поставленные в засаду, прямой наводкой в упор расстреливали неприятеля.
Да, война не та, что была. 1941 год не 1812. Но неизменными остались мужество, выдержка, верность своему долгу. И солдат наш был в этом смысле достойным наследником тех гренадеров, что потрясали своей стойкостью Европу. А его стремление отстоять родную землю было еще большим: ведь сейчас он сражался за свою социалистическую Родину. Русские воевали рядом с украинцами, белорусами, казахами, с сынами всей могучей семьи советских народов.
Радио и телефон надежно связывали меня с войсками, и я в основном был в курсе главного, что происходило на поле боя. И все же некоторые поистине героические эпизоды оставались в те часы мне неизвестны. Только позже я узнал, что в самые горячие минуты боя, близ того места, где в 1812 году стояла легендарная батарея Раевского, раненый наводчик комсомолец Федор Чихман подбивал шестой вражеский танк, стреляя из единственного уцелевшего орудия батареи Н. П. Нечаева. В бою погибли смертью героя командир артиллерийского взвода Милов и наводчик Кравцов — они тоже уничтожили девять вражеских танков. Уже четвертый танк в упор расстреливал из неподвижной огневой точки Т-28 сержант Серебряков. Три танка пылали от огня орудия старшего сержанта Корнеева. Командир батальона 322-го полка майор В. А. Щербаков, прорываясь с героями дальневосточниками через вражеские боевые порядки (выходил из окружения), уничтожил до батальона гитлеровцев. Капитан Воробьев, командир танкового батальона 20-й танковой бригады, уничтожил шесть боевых машин врага. Комиссар 32-й дивизии Г. М. Мартынов с двадцатью восемью воинами спасли знамя 17-го полка, но почти все погибли. Лишь чудом остались в живых сам комиссар и знаменосец Жданов, вынесший знамя.