Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи
Шрифт:
– Дата рождения?
– Тысяча девятьсот девяностый год, двадцать третьего августа, – Лешка снова опустил свою невезучую голову.
– Место рождения?
– Здесь.
– Где здесь? – не понял Марат Сергеевич.
– Здесь, в Любине, – пожал плечами парнишка.
А где ж еще? Он за свою жизнь дальше Любина не выезжал.
Далее у него выяснили, владеет ли парень языком, на котором ведется судопроизводство. Парень владел. Другими языками не владел, а русским владел точно. Место работы, род занятий, образование, семейное положение – все это судья устанавливал лично, соблюдая одно из основных правил честного правосудия – устность процесса и выяснение обстоятельств дела непосредственно в суде.
В общем, нужная вещь и обязательная.
Но не очень быстрая.
После Лешки Куницына председательствующий выяснял те же вопросы, но теперь с Васькой. Тот, в радостной полуулыбке приоткрыв рот, смотрел на судью, и было ему почему-то весело. Может, потому, что чуть ли не впервые в жизни внимание серьезного человека было обращено только на него?
Денисов скороговоркой закончил невыносимо скучный ритуал, установив у Васьки – как ранее у первого подсудимого, – что тот своевременно получил обвинительное заключение.
Пока все шло довольно монотонно, зрители начали позевывать. Впрочем, вся работа в судебном процессе жестко регламентирована Уголовно-процессуальным кодексом.
Затем, согласно определенному им распорядку, Марат Сергеевич начал объявлять состав суда. Впереди еще были его разъяснения подсудимым их прав, в том числе права просить отвода данного состава суда.
Короче, первая половина дня кончалась, а судебное следствие так и не началось. Что ж, терпение – тоже часть профессии человека, ежедневно бьющегося за правду в стенах судов. И это не только российская проблема. Наверное, нет в мире государства, где суды работали бы так быстро, как хотелось бы гражданам.
Вскоре председательствующий – чуть ранее, чем ожидала Шеметова, – объявил перерыв на обед.
– Похоже, он утром не позавтракал, – шепнул ей на ухо непонятно чем обрадованный Олег Всеволодович.
Обедать пошли в ставшую чуть ли не родной столовку. Там им даже выделили крошечную светлую комнатенку с одним столиком. Главная ценность отдельного кабинета заключалась в окне. Оно выходило на задворки поселка, которые вообще-то начинались немедленно, так что можно было наслаждаться вкусным свежим воздухом и озирать зеленые таежные дали. В комплекте с первоклассной домашней едой это было великолепно.
Не говоря уж про брусничный компот, максимально подходящий для завершения восхитительного мероприятия.
Возвращались расслабленные и физически полностью удовлетворенные. Чего нельзя было сказать о встретившемся им по дороге Денисове. Федеральный судья с недовольным видом что-то дожевывал на ходу.
– Твои планы действуют, – усмехнулась Шеметова.
– Мои планы всегда действуют, – подмигнул в ответ Олег Всеволодович.
Ольга слегка смутилась.
Но это была правда.
Вторая половина дня началась почти так же, но теперь предстояло судебное следствие. Клан пострадавших расселся аналогично утреннему заседанию. Даже пустое место по-прежнему зияло между Натальей и матерью убитого майора.
Взоры женщин, как приклеенные, остановились на Вадиме Донатовиче Мушине, прокуроре.
Денисов, точно следуя букве закона, передал прокурору слово, и теперь государственный обвинитель, медленно и четко, как гвозди вбивая в Лешкин пожизненный гроб, рассказывал залу о его страшном преступлении. Точнее, зачитывал с листа, буква в букву, обвинительное заключение. Еще точнее, с листов. И листов этих было достаточно. И все они содержали страшные вещи.
Преступный замысел… Изготовление и снаряжение смертоносного оружия… Привлечение соисполнителя, хорошо знавшего лес… Выслеживание жертвы во время исполнения им обязанностей по охране общественного порядка… Жестокий выстрел в упор… Хитрое поведение после убийства…
Ничего хорошего про Куницына-младшего в обвинительном заключении не могло быть по определению.
Итак, Вадим Донатович неспешно огласил своим густым баритоном длинный перечень Лешкиных грехов.
Защитники шестым чувством чуяли, как в зале снова сгущается ненависть к человеку, которого только что чуть не пожалели. Худенький, тощенький – а сумел украсть у девчонок отца, у Натальи – мужа, у бабушки Анастасии – любимого и единственного сына. Тем более он и сейчас не очень раскаивался. Опустил голову и, похоже, даже не слушал, о чем идет речь.
Нелюдь. Выродок.
Когда закончил Мушин, в дело снова вступил Марат Сергеевич:
– Подсудимый, вам понятно предъявленное обвинение?
– Да, – односложно ответил тот.
– Хотите ли вы что-то сказать по этому поводу?
– Нет.
Лешке хотелось только одного: чтобы спектакль поскорее завершился. Чтобы мать не плакала и чтоб уехать на зону. Все равно жизнь кончена. Слава богу, у матери с отцом остались еще семь, более счастливых, чем он, детей.
– Я бы хотела сделать заявление, ваша честь, – обратилась к председательствующему Шеметова. Она чертовски волновалась. И в то же время, предложи ей кто-нибудь сейчас выйти из боя, не согласилась бы ни за что.
– Пожалуйста, – неохотно согласился судья.
Хотя УПК дозволяет выступление адвоката в начале процесса, в отличие от Штатов, для российских судов это скорее исключение, чем правило. Все равно все успеет сказать потом.
В этот момент что-то произошло. Шумок, ропот пробежал по залу.
Шеметова подняла голову от бумажек и… влипла глазами в бездонное желтое болото глаз бабки Марфы.
Бабка сидела на оставленном ей стуле и сверлила бедную Ольгу взглядом. Шеметова пыталась собрать все свое мужество, даже при всех схватилась за плечо Багрова, но зал плыл перед глазами. А еще, как страшное видение, маячила перед ней оскаленная усмешка старой ведьмы.
– Так вы будете выступать? – поторопил судья.
– Да, ваша честь. Глоток воды только.
– Глотайте скорее, – проворчал он.
Багров смотрел на девушку, не понимая, что происходит: он-то в привидения никогда не верил.
– Может, отказаться сейчас? – встревоженно спросил он, видя, что спланированные им действия неожиданно наткнулись на преграду. – Я в своей части постараюсь сказать.
– Нет, – выдохнула Шеметова.
Она почти пришла в себя, главное – не встречаться глазами с желтым, удушающим облаком ненависти. Да как не встретиться, если гадкая ухмылка ведьмы заполнила все пространство?