Защитник Отечества
Шрифт:
Я шёл по дороге и думал, что же мне делать? Смогу ли я вернуться в своё время, и если да, то как это сделать? Если не смогу – надо на что-то жить, где-то работать, искать ночлег. На меня свалилась куча вопросов, и ни на один у меня пока не было ответа. Что бесплодно ломать голову, надо идти в Москву, там что-нибудь придумаю: голова на плечах есть, руки – тоже.
Дорога слилась с ещё одной, сделалась шире. Меня периодически обгоняли верховые, иногда я обгонял тяжело гружёные возы, еле влекомые понурыми лошадками. С каждым километром чувствовалось приближение города, по бокам дороги стали появляться
К вечеру ноги уже отказывались идти, надо было искать ночёвку. Даже если Москва и недалеко, что мне там делать ночью? Дома нет, на постоялый двор без денег соваться смысла тоже нет. Не барин, переночую снова в стожке. Я стал поглядывать по сторонам, но никаких стогов или копен не увидел, вероятно, крестьяне их уже убрали.
Начало темнеть, слева от дороги, на опушке, я увидел небольшой костерок и несколько подвод, стоящих полукругом. У костра полдюжины мужиков варили в котелке нехитрую дорожную похлёбку. Попробую переночевать вместе с ними.
Подойдя, поздоровался, мне недружно ответили. Я попросил разрешения посидеть, погреться. Всё-таки ночи были прохладноваты. С некоторым сомнением и опаской мне позволили остаться и даже угостили миской каши. Довольно неплохой каши – гречневой, с маслом, очень вкусной. А может, на пустое брюхо так показалось.
Все улеглись спать, подстелив под себя лошадиные потники, а кто и на телеги. Я улёгся на землю, запахнувшись в свою косуху. После утомительного перехода и немудрящего ужина уснул быстро, несмотря на жесткое ложе.
Проснулся от тычка в бок – рядом дрались, причём, судя по крикам и мелькающим теням, дрались все. Я закатился под телегу, дабы не перепало случайно по ошибке, стараясь вникнуть, кто, кого и за что бьёт. Потихоньку в свете еле тлеющего костра стал понимать, что приютившие меня мужики отбиваются от разбойников, промышлявших грабежом вот таких крестьянских обозов, везущих в Москву товар на продажу. Надо помогать, всё же мужики не погнали прочь незнакомца, даже покормили.
Улучив момент, я выскочил из-под телеги и врезал ногой по причинному месту чужаку. Он выделялся среди обозных светлой рубашкой. Тот упал, засучил ногами и завыл. Как теперь разобраться в темноте – кто свой, кто чужой?
– Обозники, сюда, к телегам! – скомандовал я.
Тяжело дыша и отбиваясь от наседавших нападающих, ко мне пробились трое крестьян. Разбойников было больше. Выхватив у одного из мужиков оглоблю, я резко ткнул ею в лицо одному из нападавших. Раздался хруст костей и дикий вопль. Вторым тычком я врезал в живот ещё одной смутной тени, услышав в ответ сиплый выдох. Хорошо попал. Обозники тоже не остались в стороне и кинулись помогать.
Разбойники исчезли так же внезапно, как и появились. Мужики подбросили сучьев в костёр, мы огляделись. Двое обозников лежали с разбитыми головами; один был ранен, зажимал порез на руке, обильно сочившийся кровью. Я разжал руку – порез у раненого был глубокий, но кровь была тёмной и не пульсировала, слава Богу, артерия не задета.
– Бинт дай! – крикнул я.
Обозники уставились на меня, явно не понимая.
– Ну, материя есть какая?
Мужик задрал рубаху, оторвал от исподнего широкую полосу. Этим полотнищем я и перебинтовал руку.
На опушке лежало трое убитых незнакомцев. Мужики их осмотрели – тати проклятые, туда им и дорога. Для своих убитых выкопали яму и похоронили. Да и куда их везти – август, днём жарко, быстро завоняют.
Утомившись, присели отдохнуть.
– Как звать-величать тебя, парень?
– Котлов Юрий.
– Спасибо, выручил, бо все полегли бы тут, подрастерялись мы маленько. Ратник?
– Нет, приходилось просто.
Не мог же я им рассказать, что драться научился в институтской секции.
– Откуда сам?
– Из Москвы, да давненько не был здесь, не знаю даже, ждёт ли кто, – продолжал врать я.
– Да, слыхали мы, пожар в Москве был ноне сильный, много домов погорело, даже сказывают – царский дворец и митрополичьи палаты сгорели; царю Ивану что – новые хоромы отстроят, холопов у него много.
– Это какому Ивану?
– Да ты что, паря, – Ивану Четвёртому, он помазан на царствие уж восемь месяцев как.
Прокололся я слегка, историю надо было лучше учить.
– А далеко ли до Москвы, мужики?
– Да нет, с утречка двинемся, а вскоре и Москва.
– А чего же вчера не дошли?
– Так за постой платить надо – за лошадей, за себя; где же денег взять?
Утром обозники снова сварили кашу с салом, мы не спеша поели. Крестьяне запрягли лошадей. Поскольку возничих не хватало, пришлось мне сесть на телегу и взять в руки вожжи. Ещё двух лошадей с телегой привязали уздцами к передним телегам. Так и тронулись.
Часа через два в облаках пыли въехали в посады. С обеих сторон тянулись убогие избы, кузнечные, гончарные, кожаные, столярные мастерские. Их можно было узнать даже по запаху.
Постепенно дома становились лучше, и вот мы въехали в городские ворота. Стражники взяли с каждой подводы по полушке, и мы вкатились в сам город. Я был разочарован – немощёные улицы, сбоку смердящие канавы, деревянные дома и пыль. Да и по размерам, как нынешняя Шатура, наверное.
Наш небольшой обоз проследовал на рыночную площадь. Здесь я тепло попрощался с попутчиками и отправился восвояси. Собственно, даже и не отправился.
Походил по торгу, посмотрел, что продают. Были здесь мясные ряды с висящими тушами свиней и коров, рыбные, с самым разнообразным товаром – свежей рыбой, вяленой, копчёной всех размеров, овощные, где торговали репой, капустой, свёклой, луком и морковкой. Вот картошки тут не было, видимо, не успел дойти до нас этот колумбов подарок. В тряпичных рядах рябило в глазах от многоцветия рубашек, штанов, платьев, отрезов.
По старым фильмам я думал, что все ходили в сером или чёрном. Ничего подобного – расцветки поражали разнообразием. Штаны и рубашки были красные, синие, голубые, фиолетовые, зеленые, самых разнообразных оттенков. В ряду кожевенников сапоги – мужские и женские, высокие и низкие, на каблуке и без, из любой кожи, тоже разных цветов, даже красные. Кирзовых вот только не было – изобретение сталинских времён.