Засечная черта
Шрифт:
— Вижу за рекой сигнальные дымы!
Никому не надо было объяснять, что означают эти слова наблюдателя.
— Как там наши пограничные дозоры? Успеют ли уйти в станицы? — вслух произнес кто-то из бойцов то, о чем подумал каждый.
— Должны успеть. Люди опытные, бывалые, — уверенно ответил Разик, вновь озвучив общее мнение. — Мы же продолжаем заниматься по своему обычному распорядку вплоть до следующего сигнала.
Второй сигнал поступил уже на закате. — За рекой, верстах в десяти, огни костров! По всей степи! Не сосчитать!
— Ну вот, — голос Разика звучал подчеркнуто спокойно. — Завтра на рассвете двинутся к бродам и начнут переправу. Будем встречать на берегу. Со мной пойдут...
Он
— Как думаешь, командир, не пошлют ли они сейчас разведку за реку? Может, выставим боевое охранение да перехватим басурман?
— Ночью, по незнакомой местности? Толку-то от такой разведки... Да и нам не до ночных засад. Каждый боец на счету, всем надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним боем. Нет, оставим только обычный передовой пост. Всем отбой на час раньше, подъем — за полчаса до рассвета!
На заре трое леших во главе с полусотником галопом проскакали по лесной дороге и остановились на склоне холма, в том месте, где дорога выходила из леса и спускалась в пойменный луг. И пойма, и сама река тонули в густом молочно-белом тумане. Алая заря полыхала в небе совсем не зловещими, кровавыми отблесками, а переливалась по-весеннему весело, постепенно сменяясь ярким солнечным светом.
«Хорошее предзнаменование!» — подумал каждый из четырех дружинников, готовившихся к неравной схватке.
«Якши! Добрый знак!» — решили десятки тысяч ордынцев на противоположном берегу и двинулись к переправе.
Орда шла к реке плотным строем, без боевого охранения, ее предводители были твердо уверены в своем подавляющем превосходстве, точно знали, что на противоположном берегу нет русских войск. Еще бы! Весь прошлый год хитроумные турецкие советники проводили грандиозную операцию по дезинформации русского царя, заставляя его поверить в дружелюбие врагов и предательство собственных воевод и пограничников.
Конная масса уже занимала все пространство перед плесом. «Наверное, и на других переправах их не меньше, — подумал Разик. — Вряд ли весь набег идет одной колонной. Все же классическим является вариант, когда движение осуществляется по трем направлениям, в обхват флангов, и сбор всех сил происходит непосредственно в месте решающей битвы. Только вот где эта битва состоится? Неужто прямо под Москвой, у стен Кремля? Ну, до этого пока далеко, а сейчас все же попробуем их слегка пугануть». Он тронул поводья, скомандовал:
— Бойцы, за мной! — И пришпорил застоявшегося коня.
Шеренга из четверых всадников вскачь спустилась с холма, уверенно и твердо встала на берегу. Однако, военачальник, приведший орду к переправе, высокий бунчук которого хорошо был виден на фоне ярко-голубого неба, никак не отреагировал на демонстративное появление противника и не стал высылать передовой отряд для разведки боем. Орда продолжала широким фронтом катиться к реке, очевидно намереваясь форсировать ее с ходу.
Вот уже первые ряды ордынской конницы вошли в воду, прошли по дну сотню саженей и пустились вплавь. Ордынцы переправлялись как обычно, держась за хвосты своих коней, намотав их на руку. А под мышками они приторачивали надутые кожаные бурдюки — необходимый элемент снаряжения любого воина, в которых между переправами хранилась вода для питья. Плавать степняки, естественно, не умели, и любой из них, лишившись бурдюков-поплавков, немедленно пошел бы ко дну. Оружие и поклажа были навьючены на коней или прикреплены к тем же поплавкам.
— При приближении неприятеля на дистанцию выстрела даем два залпа с перезарядкой из мушкетов и один — из пистолей. Потом сразу уходим вскачь, во весь опор по дороге на засеку. Вторые пистоли — запасные, на тот случай, если не сможем оторваться от погони, — спокойно и деловито скомандовал Разик, снял мушкет со спины и взвел курок.
Бойцы последовали его примеру. Их лица были напряжены и сосредоточены, но в них не было ни тени страха перед многотысячной ордой.
Конная лавина стекала в реку, заполняя ее сплошной массой лошадиных и человеческих голов. Передняя кромка этой темной массы уже преодолела почти четверть пути до противоположного берега, а всадники, остававшиеся пока на степном берегу, спокойно ждали своей очереди. На невысоком холме в тылу переправы неподвижно и непоколебимо возвышался бунчук ордынского мурзы, наблюдавшего за движением своего войска.
И вдруг спокойствие ордынцев нарушилось. Большой отряд степняков, повинуясь гортанному реву трубы, повернул влево и помчался вверх по течению. С расстояния почти в версту лешие не могли детально разглядеть все их действия, но, судя по всему, всадники принялись снимать с плеча и натягивать луки.
«Что же там произошло? Неужели пограничники решились атаковать врага во фланг? — озадаченно подумал Разик. — Но как, какими силами? Это же практически самоубийство, после атаки им не уйти от степняков!» Впрочем, разгадка странных маневров ордынского отряда не заставила себя долго ждать. Из-за излучины реки показался челн, обычное купеческое судно с округлыми боками, тихоходное и вместительное. Над его форштевнем высилась веселая резная морда конька-горбунка, а белоснежный прямой парус на единственной мачте упруго выгибался под свежим весенним ветром. Десяток длинных весел с каждого борта ударяли по воде не совсем в лад, но челн довольно бодро шел вниз по течению наперерез переправлявшейся орде.
Отряд, высланный, как теперь уже стало очевидным, на перехват судна, выпустил по нему тучу стрел, однако челн ловким и своевременным маневром вышел из-под обстрела и вновь приблизился к берегу, от которого отплывала крымская конница, начавшая переправу. «Молодец! — мысленно похвалил Разик неизвестного кормчего. — Даже Михась не смог бы лучше управлять этим суденышком».
А челн на полном ходу врезался в плотные ряды ордынцев, переплывающих плес, и продолжил движение прямо по головам людей и лошадей. Он давил и топил их не только форштевнем и днищем, но и каждым ударом тяжелых весел. Лешим с большого расстояния было не очень хорошо видно все происходящее на самом челне и вокруг него, но они разглядели, что стоявшие вдоль невысоких бортов люди методично били в воду копьями или баграми, уничтожая тех, кто не попал под днище или оказался вне зоны ударов длинных весел.
Вдобавок к этим трем поражающим факторам челн, который теперь уже с полным основанием можно было назвать кораблем, то есть боевым судном, обрушил на врага еще и залпы из пищалей и ружей. Его борта окутались клубами дыма, и река на обширном пространстве, там, куда уже не доставали весла, покрылась рябью от всплесков картечи.
Грохот залпа на миг заглушил захлебывающиеся истошные крики тонущих степняков и дикое пронзительное ржание искалеченных коней, идущих ко дну.
А корабль продолжал свое сокрушительное движение сквозь плотную массу переправляющейся орды. Причем он шел уже не прямым курсом, а переменными галсами, постоянно лавируя вправо-влево, чтобы уничтожить как можно больше врагов. Пройдя весь плес, на котором происходила переправа, корабль изящным маневром развернулся на стрежне и уже медленно, но по-прежнему уверенно плавными зигзагами двинулся вверх по течению, перекидывая с борта на борт свой единственный неуклюжий прямоугольный парус, мастерски используя для лавирования крутой бейдевинд, помогая себе участившимися ударами весел.