Засекреченный свидетель
Шрифт:
— Понятно. А в Сочи как вместе с ним оказались?
Биатлонистка отставила пустой бокал. Наморщила лоб.
— В командировку от Олимпийского комитета.
— Вы разве там работаете? — Александр Борисович уже знал, что Регина официально на постоянную работу еще не была принята.
— Нет. — В глазах у Альтовой блеснули слезы. — И, наверное, уже не буду. Все насмарку…
— Что все? — поинтересовался Турецкий, хотя догадывался, зачем могут выписать командировку на курорт посторонней женщине.
— А-а-а, — махнула рукой Регина. — Какая теперь разница?
— А что же вы должны были делать в Сочи тогда? — Турецкий продолжал строить из себя пионера.
— Помочь
— Помогли?
— Не успела. Не выбрался Слава за неделю в Красную Поляну. И отправил меня обратно в Москву — мне командировка только на неделю выписана была.
— То есть вы уехали, не побывав на объектах? И сразу же после гибели президента РОК?
— Получается, что так, — понуро ответила спортсменка. — Но я ни при чем. Честно.
Она подняла на Турецкого красные, опухшие глаза. Смотрела с надеждой, будто бы он мог спасти ее от тяжких дум.
— Вы встречались с ним тем вечером?
— Нет, — замешкавшись на секунду, ответила Регина.
— Зачем вы лжете? Горничная видела, как вы выходили из номера Калачева.
— Этого быть не может! — возмутилась спортсменка. — Это он ко мне приходил…
Осеклась, поняв, как ее «купили», стиснула виски ладонями.
— В общем, так. Да, вечером он у меня был. И мы занимались любовью. А что, нельзя? — Она вызывающе посмотрела на следователя.
Турецкий прищурился оценивающе. Улыбнулся.
— Можно. Вполне. — В ответ нетрезвая спортсменка кокетливо улыбнулась. Турецкий не поддался. — Это не мое дело, и я вас не хвалю и не осуждаю. Но мне нужно знать, когда и в каком состоянии его видели в этот день. Ваша честность была бы нам доброй помощью.
Регина вдруг успокоилась. Ожидание подобной встречи изрядно трепало ей нервы. Альтовой мерещилось самое худшее: не идут, значит, подозревают, копают. А когда явятся арестовывать, никому уже ничего не докажешь… Но оказалось, что вместо держиморд с наручниками появился приятный, симпатичный мужчина. Не настаивает, а просит помочь. И, кажется, готов ей поверить.
— Ну что же. Я скажу. Мне таиться в такой ситуации смысла нет. Мне выписали командировку с целью инспекции строящихся олимпийских объектов. Но оказалось, что шеф запланировал посетить строительство несколько позже. А эту неделю провел в моей постели, обещая за это работу в комитете. В последний вечер Слава тоже был у меня. Ушел в самом начале первого. Мне показалось, что он был немножко обеспокоен, не обеспокоен даже, а возбужден слегка и суетлив, будто человек, который опаздывает. Однако было уже довольно поздно. Куда ему было торопиться? Но лишнего любопытства я себе никогда не позволяю. И он просто ушел к себе в номер… Тем более он был не одет. Ну то есть в одном халате…
— А он ничего не говорил? Может, гостей ждал?
— Нет. Ничего.
— Хорошо, Регина Степановна. Но, может быть, вы случайно в коридор выглядывали и что-то заметили? Или звуки слышали какие-нибудь из номера Калачева?
— Нет. Я сразу в ванную ушла. Там вода — разве услышишь что-то? А потом сразу заснула. Мне ведь вставать надо было рано.
— Понятно, — кивнул Турецкий. — Спасибо. Это важные сведения. Я скоро снова буду в Москве и вызову вас в прокуратуру, чтобы вы подтвердили данные мне сейчас показания официально.
— Это не будет оглашаться? — забеспокоилась Альтова.
— Мы подобную информацию журналистам не разглашаем. Судебный процесс тоже вряд ли будет открытым. Думаю, вам волноваться нечего.
— Спасибо. — У Регины камень с души упал. И не арестовал ее никто. Да и Лева вряд ли что-нибудь прознает. А сама она не дура рассказывать такое.
Они мило поболтали еще несколько минут. Регина, понимая, что Турецкого больше ничего не интересует, нехотя сползла с дивана и, нетвердо держась на ногах, тронулась в темный коридор проводить гостя.
— Лампочка-то есть у вас? — вдруг поинтересовался Турецкий. — Давайте вкручу, раз уж оказался тут в нужное время.
Глава 7
1
После гибели Калачева никто не мог похвастать, что видел спортивного министра в веселом настроении. Михаил Красин жил не в вакууме и прекрасно был осведомлен о гуляющих по Москве слухах. И эти слухи довольно больно его задевали.
Как и любой публичный человек, он постоянно подвергался испытаниям всякого рода домыслами. Он знал, что его имя даже в Америке связывают с «русской мафией». Действительно, было время, когда в его друзьях вынужденно числились и батоно Отари Солдадзе, и с господином Петруньковым, известным также как Китайчик, дела иметь приходилось. Однако те незапамятные дни, когда по просьбе этих уважаемых товарищей он открывал в Детройте фирму «Мишка», где числился президентом, давно прошли. Совесть его была чиста. Фирму он зарегистрировал в счет уплаты долга, это было, но к ее деятельности не имел ни малейшего отношения. И сразу же после гибели Петрунькова решительно ее закрыл. Юридически он был чист. Контактов с криминальным миром не поддерживал. Но людская молва, как известно, страшнее пистолетов. Хотя, если честно, и в пистолетах хорошего мало.
Так получилось, что Красин, уже будучи в Америке, внимательно следил за делом об убийстве одного из крупных спортивных функционеров России — председателя Федерации хоккея страны.
Это было одно из самых громких «спортивных» убийств в России. Валерия Филина убили апрельским утром 1997 года около деревни Иванцево, Дмитровского района, под Москвой, когда тот выезжал со своей дачи. Преступление имело тогда колоссальный резонанс, и дело, наверное, даже не в том, что Филин являлся третьим человеком в российском спорте после спортивного министра и президента Олимпийского комитета. А в том, что хоккей, некогда предмет гордости всех российских и советских граждан, в постперестроечную эпоху ухнул в некое болото. И вот при Филине он как раз начал возрождаться. Жесткий руководитель, да к тому же человек принципиальный в отношении некоторых «авторитетных» бизнесменов, Филин наверняка кому-то мешал, и этот «кто-то» всерьез задумывался о том, чтобы его устранить. Именно на повороте неподалеку от дачи Филина люди неоднократно видели зеленый старенький «Москвич», возле которого, как правило, крутилось двое-трое мужчин. В то же утро, когда машина президента Федерации хоккея начала спускаться по дороге от дачи, один из них неожиданно вынул из-под открытого капота «Москвича» автомат и открыл стрельбу.
Наиболее часто в прессе звучала версия о том, что убийство главного «хоккеиста» было связано с внешнеэкономической деятельностью Федерации и теми льготами, которыми она располагала. В те времена Национальный фонд спорта — детище вездесущего Зуфара Рифкатовича — имел возможность продавать любые товары, а вот суммы, которые за это получал, он уже спускал сверху вниз разным спортивным федерациям, и только Федерация хоккея была исключением. Она имела право сама реализовывать акцизные марки и по своему усмотрению распоряжаться всеми полученными от этого суммами.