Застава

Лукьяненко Сергей Васильевич

– Тогда мне тут ничего не светит, – сказал я. – Туп я к языкам, даже английский толком не выучил.

– Это ты раньше был туп, – ответил старик. – Первые проходы через врата действуют на человека как мощный стимулятор. Двое-трое суток ты можешь впитывать знания как губка. Если постараешься – через три дня спокойно заговоришь на клондальском. Кстати, когда вернешься на Землю – рекомендую подучить английский… и вообще все, что тебе хотелось выучить, но никак не давалось. Только с умом распорядись этими днями. При каждом новом прохождении эффект слабеет и к пятому-шестому разу

сойдет на нет. Так что сам выбирай, что тебе больше в жизни пригодится – кун-фу или умение складывать оригами. Ты кто по профессии-то будешь?

Я помедлил секунду. Бывали ситуации, чаще при общении с женским полом, когда моя профессия «звучала» хорошо. Но тут явно был иной случай…

– Я музыкант.

– Музыкант? – старик посмотрел на меня с состраданием. – Этого добра тут и своего хватает. Будь ты военный, инженер, врач – мог бы хорошо обустроиться в Центруме. А что за музыкант-то? На скрипке играешь или на фоно?

«Фоно» меня покоробило. Было в этом свойском наименовании инструмента что-то насмешливое.

– Такое ощущение, будто других инструментов никто не знает, – буркнул я. Но Бобриков ждал, и я ответил: – Могу и на фортепьяно, дело нехитрое… Барабанщик я.

– Ударник? – уточнил старик.

– Мы себя ударниками не называем, – объяснил я. – Барабанщик.

Старик покачал головой.

– Нет, не годится. Вы у себя в ансамблях как хотите называйтесь, а тут тебя будут ударником звать. Звучит красивее. В рок-группе стучишь?

– Дятел стучит, – я начал злиться.

– Извини, – кивнул старик. – В рок-группе играешь?

– Ну… по-всякому, – уклонился я от ответа. – Вообще-то я литаврист, по образованию. Но могу и на цимбалах, и на барабанах… В группе, конечно, больше на драмзе…

Но мой собеседник уже не слушал. Он ржал, тихонько, по-стариковски, всплескивая руками и подхихикивая, когда воздуха не хватало для полноценного гогота.

– Литаврист и цимбалист! Я тебя увидел когда, решил, ты опытный специалист по выживанию… такую дубину сооружал! А ты… ты барабанную палочку ладил, да?

Я молчал, глядя в костер. Очень хотелось треснуть весельчака по ушам. Без всякой палочки. Так… будто тарелками… Но, во-первых, он был человек пожилой, во-вторых – вроде как спас меня и объясняет что к чему… А в-третьих, у него было ружье. Это, пожалуй, самый убедительный довод против.

– Ты извини, – сказал Бобриков, просмеявшись. – Просто вспомнилось… кто это такой – человек, тусующийся с музыкантами? Ответ – ударник!

– Спасибо, очень смешно, – сказал я. – С месяц этого не слышал.

Бобриков посерьезнел.

– Ладно… не бери в голову. Прости дурака… Тебя как зовут-то?

– Иван.

Он опять рассмеялся.

– Ну надо же… Запомни две вещи. Во-первых, мы не называем своих имен. Никому. Даже друзьям. Понимаешь, почему?

– Чтобы нас не нашли на Земле? – предположил я.

– Верно. Так что между собой пользуемся прозвищами. У меня вот очень оригинальное – Старик. А для других мы – Иваны. Русские мужчины все Иваны, женщины – Маши. Американцы обычно Джоны, хотя встречаются оригиналы… Американки – Мэри. Ну и так далее. Рекомендую так и называться.

– Ничего,

что меня так и зовут?

– Повезло, считай, – кивнул Старик. – Привыкать не надо. Ну так что решил, ударник? Могу тебя отправить домой. На запястье только придется татуировку поставить… черную окружность. Не бойся, почти не больно! Это будет означать, что ты случайно побывал в Центруме, тебя вернули домой и ты обещаешь больше сюда не соваться… а если уж и сунешься – то сразу пойдешь сдаваться пограничникам. Если бы я поймал тебя на контрабанде, но ты не сопротивлялся, то на первый раз поставил бы другую татуировку – заштрихованный черный круг. Это означает, что в Центруме ты отныне вне закона и тебя могут убить без суда и следствия.

– А у тебя какой кружок? – спросил я.

Бобриков поднял руку. На коже был черный круг с крестиком внутри.

– Пограничник. Как видишь, случайно побывавший в Центруме может получить значок пограничника. А вот нарушитель – уже никак. Свести эту татуировку невозможно.

– Но тот, кого вы отпустили с пустым кружком, может сам наколоть внутри крест, – заметил я.

– Верно. Но не советую. Эмблема пограничных войск – только первая ступень опознания. Есть еще жесты, – он усмехнулся, – целый язык жестовый, полезная штука в секрете… Есть пароли. Много чего есть, Иван. Ну, так что ты решаешь? Отправить тебя домой?

Я представил себе ресторан, в котором вечером буду сидеть за ударной установкой и стучать по барабанам, пока Гоша поет по заказу пьяных посетителей какой-нибудь чужой хит… И усмехнулся. Нет, не буду я вечером там сидеть. Рок-группа «Угол падения» может искать другого барабанщика.

– Веди меня на свою заставу, дед. С детства мечтал быть пограничником.

– Старик, – поправил меня Бобриков. – Дед – это совсем другой человек… ты его увидишь. А я – Старик.

– И много тут… наших? – поинтересовался я.

– Пограничная стража на девяносто процентов состоит из жителей других миров, в большинстве – землян, – сообщил Бобриков. – В разные местности Центрума чаще попадают жители из того или иного мира. Здесь, в Клондале, большинство – европейцы и русские. Но люди обычно тусуются со своими. Есть застава австрийская, есть французская, есть польская…

На заставу мы пришли к вечеру – хоть Старик и одолжил мне запасные шерстяные носки, но это была плохая замена обуви. И к этому моменту я уже кое-что понимал о мире, где оказался…

Глава 2

Жил Бобриков в самом центре, в Большом Гнездниковском переулке, месте в московском табеле о рангах весьма почетном. Здесь обитала богема, большей частью кинематографическая (впрочем, тогда в ходу было еще слово «синематограф»), до революции, да и при советской власти квартиры здесь получали люди не случайные, так или иначе заслужившие правительственную любовь. Но и сейчас здесь жить неплохо… особенно если большую часть времени проводишь совсем в ином мире. Удивительно, конечно, как Бобриков сохранил свое жилище в лихие девяностые годы, когда простой народ из центра Москвы расселяли на окраины, превращая старые дома в элитные – для бандитов, депутатов и прочих уважаемых граждан.