Шрифт:
Роберт Шекли
Застывший мир
Лэниган снова увидел тот сон и, хрипло застонав, проснулся. Он сел и вперил взгляд в фиолетовую тьму, ощущая вместо лица искаженную ужасом маску. Рядом зашевелилась жена, Эстель. Лэниган и не взглянул на нее. Все еще во власти сна, он жаждал реальных доказательств существования мира.
По комнате медленно проплыл стул и с тихим чмоканьем прилип к стене. Лэниган облегченно вздохнул.
– Вот, выпей.
– Не надо, все уже в порядке.
Он полностью оправился от
– Тот же сон?
– спросила Эстель.
– Да... Не хочу говорить об этом.
– Ну хорошо. Который час, милый?
Лэниган посмотрел на часы.
– Четверть седьмого.
– Тут стрелка конвульсивно дернулась.
– Нет, без пяти семь.
– Ты сможешь уснуть?
– Вряд ли. Пожалуй, мне лучше встать.
– Милый, ты не думаешь что не мешало бы...
– Я иду к нему в 12-10.
– Прекрасно, - сказала Эстель и сонно закрыла глаза.
Ее темно-рыжие волосы посинели.
Лэниган выбрался из постели и оделся. Это был обычный человек, крупного сложения и ничем не примечательный, если не считать кошмара, сводившего его с ума.
Следующие пару часов он провел на пороге, глядя, как вспыхивают на заре звезды, превращаясь в Новые.
Позже Лэниган вышел на прогулку. И, как назло, в двух шагах от дома наткнулся на Джорджа Торштейна. Несколько месяцев назад он по неосторожности рассказал Торштейну о своем сне. Торштейн - чистосердечный, приветливый толстяк глубоко веровал в собранность, самодисциплину, практичность, здравый смысл и прочие скучные добродетели. Его прямой, трезвый подход был тогда необходим Лэнигану. Но сейчас он только раздражал. Люди типа Торштейна являются, несомненно, солью земли и опорой государства; но для Лэнигана он превратился из неудобства в ужас.
– А, Том! Как сынишка?
– приветствовал его Торштейн.
– Отлично, - ответил Лэниган, - просто отлично. Он кивнул с приятной улыбкой и продолжал идти под курящимся зеленым небом. Но от Торштейна так легко не отделаться.
– Том, мальчик, я тут поразмыслил над твоей проблемой, сказал Торштейн.
– Я очень беспокоюсь о тебе.
– Как это мило с твоей стороны, - отозвался Лэниган. Право, не стоит...
– Но мне хочется!
– искренне воскликнул Торштейн.
– Я всегда принимаю участие в людях, Том. Всегда, сызмальства. А ведь мы с тобой друзья и соседи.
– Это правда, - вяло пробормотал Лэниган. (Когда вам нужна помощь, самое неприятное - принимать ее).
– Знаешь, Том, думается мне, что тебе не мешало бы хорошенько отдохнуть.
У Торштейна на все были простые рецепты. Так как он практиковал душеврачевание без лицензии, то остерегался прописывать лекарства, которые можно купить в аптеке.
– Сейчас я не могу позволить себе взять отпуск, - сказал Лэниган. (Небо приобрело красно-розовый оттенок; засохли три сосны; старый дуб превратился в крепенький кактус).
Торштейн искренне рассмеялся.
– Дружище, ты не можешь себе позволить не взять отпуск сейчас! Ты устал, взвинчен, слишком много работаешь...
– Я всю неделю отдыхаю.
Лэниган посмотрел на часы. Золотой корпус превратился в свинцовый, но время, похоже, они показывали точно. Почти два часа прошло с начала разговора.
– Этого мало, - продолжал Торштейн.
– Ты остался здесь, в городе. А тебе надо слиться с природой. Том, когда ты в последний раз ходил в поход?
– В поход? Что-то не припомню, чтобы я вообще ходил в походы.
– Вот, видишь?! Старик, тебе необходимо прочное сцепление с реальностью и прежде всего с природой. Не улицы и дома, а горы и реки.
Лэниган снова взглянул на часы и с облегчением убедился, что они опять золотые. Он был рад - заплатив за них шестьдесят долларов...
– Деревья и озера, - декламировал Торштейн.
– Трава, растущая под ногами, высокие черные горы, марширующие по золотому небу...
Лэниган покачал головой.
– Я был в деревне, Джордж. Это ничего не дало.
Торштейн упорствовал.
– Нужно отвлечься от искусственностей.
– Все кажется искусственным, - возразил Лэниган. Деревья или дома - какая разница?
– Люди строят дома, - благочестиво пропел Торштейн, - но Бог создает деревья.
У Лэнигана имелись сомнения в справедливости обоих положений, но он не собирался делиться ими с Торштейном.
– Возможно, в этом что-то есть. Я подумаю.
– Ты сделай. Кстати, я знаю одно местечко - как раз то, что нужно. В Мэнэ, у этого маленького озера...
Торштейн был великим мастером бесконечных описаний. К счастью для Лэнигана, кое- что его отвлекло. Напротив загорелся дом.
– Эй, чей это дом?
– спросил Лэниган.
– Макелби. Третий пожар за месяц.
– Надо, наверное, вызывать пожарных.
– Ты прав. Я сам этим займусь. Помни, что я тебе сказал про то местечко в Мэнэ.
Он повернулся, и тут произошел забавный случай - асфальт под его ногами расплавился. Торштейн шагнул, провалился по колено и упал.
Том ринулся ему на помощь, пока асфальт не затвердел.
– Сильно ударился?
– Проклятье, я, кажется, вывихнул ногу, - пробормотал Торштейн.
– Ну ничего, ходить можно.
И он заковылял сообщить о пожаре. Лэниган стоял и смотрел, полагая, что пожар этот - дело случайное и несерьезное. Через минуту, как он ожидал, пожар так же, сам по себе, погас.
Не следует радоваться чужой беде; но Лэниган не мог не хихикать, вспоминая о вывихнутой ноге Торштейна. Даже неожиданное появление потока воды на Мэйн-стрит не испортило ему настроения. Он улыбнулся колесному пароходу, прошедшему по небу.