Затерянное королевство
Шрифт:
– Не представляешь, как я тебя понимаю, - пробормотал я, сглотнув солёный ком в горле при взгляде на девушку.
– Лорд Мейсен тоже потерял свою половину, как и вы, - пояснил Муа.
– С вашего дозволения, - встрял недовольный Каспиан, гремя и позвякивая шарнирами из-под дивана.
– Его надо непременно вернуть!
– С вашего дозволения?
– изумился кот, сверкнув белозубой улыбкой совершенно не острых зубов.
– Это решит хозяйка. Но, раз он уже здесь, почему бы не спросить у него? Он ведь пришёл – значит, хотел прийти. Может, соизволит и помочь?
– На вашем месте, я бы не соглашался, - посоветовал
– Э… - помедлил я с осторожностью, не представляя, о чём идёт речь. Один взгляд на печальную поникшую Беллу, и я принял решение: - Я не против.
– Каспиан прав, - голос Изебеллы был пронизан отчаяньем. Она мужественно выпрямила плечи, хотя говорила с трудом.
– Вас категорически необходимо отправить домой. Но… - она вернула самообладание, вновь став непроницаемой и холодной, - вы можете помочь нам в деле, которое почти готово. Мы щедро вас вознаградим - освоитесь и назовёте любую цену. В нынешнем положении, - бросила она суровый взгляд на Каспиана, который тут же спрятался, - любые средства хороши. Согласны?
– горделиво, как настоящая Королева, взглянула она на меня.
Я был потрясён её расчётливостью. Но кивнул. Я всё бы отдал за то, чтобы хотя бы недолго побыть с ней рядом. Чего мне сейчас не хотелось - так это возвращаться в тот холодный и пустой дом.
– Отлично, - деловито распорядилась Белла, раздавая указания. Муа был приставлен ко мне, чтобы всё объяснить и показать. Мне было велено не выезжать в город, а вне стен этой комнаты поменьше болтать, не бродить одному по дому - никто не должен понять, что я чужак.
После чего Белла ушла, даже не обернувшись. А я, испытывая горечь оттого, как сильно она отличается от моей невесты, остался отдыхать до утра, подавленный удивительными событиями, участником которых мне довелось стать.
***
Следующие несколько недель я изучал новый мир, в который попал, под покровительством Муа и - на добровольной основе - ворчуна-Каспиана. Всё оказалось настолько же сложным, насколько простым выглядело на первый взгляд. В этом участке “схождений” процветала дуалистическая монархия, малые народы до сих пор были порабощены, а люди низшего сословия находились в подчинении у элиты. О демократии здесь если и слышали, то не относились к ней серьёзно.
Каждый монарх – выходец из знати, избранный народом король – отвечал за свой небольшой кусок земли размером примерно со штаты Америки, а подчинялся императору, принимающему окончательное решение единолично во всех вопросах.
Америка исказилась до Эмерики, каждый штат назывался королевством, а управители - то есть, собственно, короли - представляли собой парламент и все вместе могли влиять на решение верховного лидера страны. Формально он имел право к ним не прислушиваться, но фактически, как уверял Муа, короли всегда выражали мнение народа, и император прекрасно понимал, что его необходимо учитывать, если он не хотел переворота.
Отец Изебеллы и был таким королём, избранным народом Вешингтона. Он был деспотичным и консервативным, и когда недавно уступил смерти, королевство вздохнуло с превеликим облегчением.
Изебелла не могла взойти на трон сама - в этом мире неравенства женщина не могла стать королевой без знатного мужа, народного избранника. Но, будучи бойкой и имея активную политическую позицию, Изебелла нашла себе сторонника и жениха, лорда Эдварда Мейсена, который поддержал все устремления молодой амбициозной невесты.
– Они собирались пожениться на исходе второго месяца зимы, - рассказывал Муа, показывая семейные фото.
– Тогда б при поддержке народа Эдвард стал королём, а Изебелла смогла б претворить в жизнь свои мечты.
– Что за мечты?
– навострил слух я, разглядывая тонны документов, лежащих на столе, которые мне ещё предстояло прочитать.
– Подарить Эмерике невероятные перемены!
– важно приподняв голову, механический кот сел напротив меня, как маленький гордый сфинкс.
– Освободить рабов, уравнять народ и элиты в правах и позволить ИСИ - искусственно созданным интеллектам - стать самостоятельной независимой единицей.
– Так это же демократия!
– присвистнул я, поражённый размахом задумки и тем, насколько эта Изебелла похожа на мою любимую - те же самоотверженные порывы, такая же добрая и отзывчивая душа.
– Её улучшенная версия, я думаю, - важно возразило металлическое животное.
– У нас ресурсов побольше вашего, мы всё делаем лучше!
Чрезмерная кичливость Эмерике была свойственна, но на то была причина. Первое впечатление оказалась обманчивым: этот мир вовсе не остановился на уровне развития средних веков, а пошёл гораздо дальше, чем мой. При внешней простоте и стремлению к естественности и природе, их технологии намного превышали мой уровень понимания. Эмериканцы отказались от экологически опасных производств, перейдя на солнечную энергию целиком и полностью несколько веков назад.
Они в совершенстве овладели механикой, при этом не создали ни компьютеров (в том виде, в котором это было принято в моём мире), ни мобильных телефонов, продолжая пользоваться бумагой, телеграфом и посыльными.
Их медицина ушла далеко вперёд - отдельные индивидуумы жили до тысячи лет и больше, постепенно заменяя отслужившие органы механическими и омолаживая работающие органы до бесконечности.
При этом их общественный строй оставался довольно архаичным: развитый интеллект сочетался с консервативными привычками и большой неохотой менять бытовой и политический уклад.
Эти люди имели потрясающие средства передвижения по воздуху, основанные на принципах антигравитации, могли выходить в космос, но при этом по земле многие до сих пор передвигались на лошадях. Они могли окружить себя цивилизацией и комфортом, так что мои современники лопнули бы от чёрной зависти, но оставались жить в кирпичных и каменных домах с паровым или каминным отоплением и минимумом технологических достижений, в моём мире облегчающих быт.
Здесь всё делали рабы и слуги, как двести или триста лет назад, а элиты наслаждались правлением, и именно эту систему Белла хотела поменять. Она считала, что нельзя одним людям возвышаться над другими и использовать их бесплатный труд, она боролась за равенство не только для людей различных сословий и рас, но и для механических созданий, в которые при рождении с помощью удивительных открытий, слишком запредельных для моего примитивного разума, вдыхали жизнь. Каспиан и Муа вовсе не являлись роботами, запрограммированными вести себя по какой-то схеме - они имели сознание, сходное с человеческим, а может, и превосходящее его. В этом смысле, не создав компьютера, сходного с тем, что я знал в своём мире, они продвинулись куда дальше, подарив машинам душу.