Затерянные в Эльдорадо
Шрифт:
Угу. Это она тоже в британском колледже на уроке биологии проходила.
Глава 19. Келли
Нет, в принципе, Брайан не так плох. Конечно, от него несет… аристократичностью, и иногда даже заносит. Но в целом он ведет себя вполне адекватно. Не пытается обсудить бархатное контральто Сары Мингардо с Отавиу. Или Трампа с Додсоном. Меня рисовать не учит. Старается конструктивно решать проблемы. И вообще милый. Иногда. И даже забавный. Когда пытается меня «пометить». И красавчик он оймама, это у него не отнять. Особенно, когда так улыбается.
Но иногда как глянет-глянет… Торквемада обзавидуется. Так и хочется с низкого старта до самой Тунхи рвануть. И ведь я ему ничего плохого не делала. Пока. Может, у него
45
Beating, bulling, buggery – «Порка, буллинг, содомия». С семи лет детишек высшего общества отдают в однополые интернаты подготовительных школ, с 13 лет – в школы и колледжи, вроде Итона и Хэрроу. Лишь в конце 70-х годов в элитных школах стали постепенно отходить от этих принципов 3В. Буллинг в виде «наставничества»(=дедовщины) процветал во всех учреждениях. Таким образом детям прививалось подчинение старшим, железная дисциплина, умение сдерживать свои эмоции. За рев, слезы или просто задрожавшую губу можно было огрести от старших не по-детски. Физические наказания в частных школах Великобритании запретили только с 1998 года. К гомосексуальным контактам в однополых школах отношение различалось в зависимости от времени, моды и руководства от терпимых до поощряемых. Сексуальное принуждение в абсолютном большинстве случаев порицалось, особенно со стороны старших по отношению к младшим. Но тут как проверишь, по принуждению или нет, если везде круговая порука? Бромансов и более тесных добровольных отношений между мальчиками-ровесниками хватало. По некоторым инсайдерским источникам, и по сей день хватает.
Мне было проще. Физические наказания к тому времени уже запретили. Учителя и старшеклассницы быстро осознали, что темноты и замкнутых пространств я не боюсь. Полазили бы с моё по усыпальницам… Бойкоты на меня тоже не действовали. Говорить мне с ними и без бойкотов было не о чем. Так что на мою долю оставались только шепотки про глупые очки и полное отсутствие вкуса. Обидно. Но я пережила это без сексуальных девиаций. Надеюсь.
А то, что самцов люблю «строить», так они сами того хотят. Для остроты ощущений. Если вам кажется, что хрупкая блондинка и команда «К ноге!» не слишком друг с другом сочетаются, то вы просто ничего не понимаете в тонком искусстве выноса мозга. Здесь суть в чем? Чтобы дезориентировать жертву. Вроде стерва я, но я сущий ангел, а виноват он, хоть ничего плохого и не делал. Это ж какой взрыв в черепной коробке! А пока мозг в отрубе, какой секс, мамадорогая!
Нет, мне не нравится унижать, истязать, привязать к себе жертву и другие долгоиграющие абьюзерские штучки. Вокруг слишком много красивых мальчиков. Новомодные договорные «оттенки серого» тем более даром не нужны. Я с террористами не договариваюсь.
Мне всего-то надо: влезть под кожу и погреться там немного. Напитаться эмоций. И свалить в закат. Работать.
И школа тут совсем не при чем.
Какое отношение подонок Берти имел к моей школе?
Никакого, практически.
Я ожесточенно дернула еще один кустик, будто это был скальп Альберта. Нам повезло набрести на небольшую ореховую полянку. К счастью, дикий арахис почти всегда так растет. Под стать аборигенам, у которых мужчины не утруждали себя сельскохозяйственными заботами, Брайан оставил «земные тяготы» (то есть необходимость вытягивать земляной орех из земли) мне. Впрочем, чего еще ожидать от представителя высшего общества. Мог бы вообще послать нас, смердов, в леса, добывать пропитание, пока сам решал бы глобальные проблемы человечества. Нет, Уэйд у нас человек прогрессивных взглядов. Сам ходит в сельву за мамонтом.
Оглушающий выстрел раздался, казалось, у самого уха. О, какого-то уже завалил. Если и не пристрелил бедолагу, то барабанные перепонки порвал ему в клочья.
Судя по короткому проклятью, всё же второе.
Следующий выстрел раздался немного дальше. И почти сразу за ним – третий. Проклятий слышно не было, похоже, успешно. Хотелось надеяться, что жертва – не обезьяна. Одно из местных племен, с которым нам довелось столкнуться в экспедициях, кормило обезьяньих детенышей молоком прямо грудью. И называло таких прирученных животных «молочными братьями». Их никогда не убивали. Мне почему-то совсем не улыбалось жарить такого «родственника».
Но нет, гордый Брайан снова притащил попугаев.
– Ты не хочешь настрелять побольше, чтобы хватило на дневной переход? – воспользовавшись тем, что мы без свидетелей, копнула я под его авторитет.
– Почему ты не хочешь подождать? – настороженно спросил он.
– Если до обеда мы не услышим шума поисковиков, значит, нас здесь не ищут, – привела я свои аргументы. – И чем больше времени мы будем сидеть, тем меньше нас будут искать.
– А если они прилетят, а нас уже нет?
– А мы им записку оставим, – предложила я. – Начинается сезон дождей. Что мы будем делать, когда закончится газ в зажигалке Отавиу?
– Нас найдут раньше! – твердил он, как мальчик, для которого папа – супергерой, а супергерои не портят воздух. Значит, пукнул кто-то другой.
– А если не найдут? А если найдут, но не те? – «испугалась» я. – Где мы вообще?
– В глубокой… – он поморщился и бросил взгляд куда-то мне за плечо, – межгорной котловине.
Уэйд внезапно вскинул ружье и выстрелил. Вот теперь реально над ухом, и я запоздало потерла его рукой. Впереди раздался «шмяк», значит, слух я не потеряла. Британец ушел вперед и с видом «посмотри, какой я скромный великий герой» вернулся еще с одной тушкой.
– Мы где-то в предгорьях Восточной Кордильеры, – продолжил он, кидая попугая на землю, в компанию к двум другим. – Где именно – совершенно непонятно. На востоке – вершины горных хребтов. На западе – глубокая Магдалена. И тоже горы. На север и юг – сельва до самого горизонта. До более-менее открытых и хоть чуть-чуть обжитых районов километров тридцать-сорок.
– Ну, это не очень много, – прикинула я.
– В гору, Келли. В гору. Без дороги. Как ты сама сказала, сезон дождей открыт. И у нас волшебного самолетика, чтобы в карман сложить и надуть потом, чтобы спать под крышей, не будет. Спальный мешок есть только у меня. Тебя, конечно, милости просим, – он подмигнул, – хотя в одежде вдвоем мы там вряд ли поместимся, – он выразительно посмотрел на меня, и на этом месте я, видимо, должна была растечься у его ног. – Но кроме нас есть еще Эндрю и Ферран. И спать на голой земле я бы им не советовал.
– У меня есть гамак, – тихо призналась я.
Брайан взглянул на меня, будто в прицел на попугая.
– Я его тетушке везла. В подарок… – залепетала я в оправдание.
Формально Рамона была мне мачехой. Но это слово в моем сознании было неразрывно связано со злобной теткой из «Золушки». Колумбийка же была миниатюрная, радушная и очень мягкая. Со всех сторон. Мой суровый, жилистый, прямой и острый, как треугольная пирамида, отец рядом с нею оттаивал. К тому же она появилась у папы, когда я была уже в осознанном возрасте, и детской ревности не вызывала. Специально для Рамоны я сшила классический колумбийский гамак, украсив его вышивкой и всякими побрякушками. Разумеется, я надеялась подарить его при более радостных обстоятельствах.
– Куда ты собираешься привязывать его на заснеженной вершине? – поинтересовался Брайан язвительно.
К твоему члену, очень хотелось мне сказать, но я промолчала. Видимо, мысль о том, как я без одежды лезу к нему в спальник, грела британца сильнее, чем подсказывала логика.
– И с едой там будет не так хорошо, – напомнил Уэйд. – И теплая одежда есть только у тебя. В общем, ждать безопаснее, чем идти.
– Но ведь всего тридцать-сорок километров…
– Келли, прости, если я оттаптываю тебе феминистическую мозоль, но через пять ты начнешь проситься на ручки.