Затерянные в океане
Шрифт:
Командир де Кербрис приказал всем надеть спасательные пояса и подвесить себе на руку спасательные буи, офицеры все до единого стояли на своих боевых постах, иначе говоря – на постах смерти. Старший механик судна со своими двумя помощниками одни оставались внизу, в машинном отделении, готовые встретить всякую опасность на своем посту, верные чувству долга.
Эти люди не надели на себя даже спасательных поясов: они знали, что их ждет здесь иная смерть – страшная смерть от разорвавшихся котлов, смерть не от воды, а от огня, и в то время как там, наверху, могли еще надеяться на спасение в борьбе с пенящимися валами, могли еще, возможно, хоть некоторое
А кочегары, эти незаметные самоотверженные герои, задыхающиеся в шестидесятиградусной жаре и неустанно подбрасывающие лопату за лопатой черный уголь в раскаленное добела жерло топки! Они-то первые будут убиты, они это знают, и все-таки ни один из них и не помышляет даже покинуть эту угольную яму – бросить свою лопату и бежать наверх; нет, их долг приказывает им оставаться здесь и ждать ужасной смерти, автоматически подбрасывая уголь в топку… Кроме того, все же может случиться чудо! Там, наверху, командир; он сделает все, что только в человеческой власти, чтобы спасти их, он думает о всех этих вверивших ему свою жизнь людях и может положиться на них, зная, что всякий его приказ будет исполнен, что все верны своему Долгу, что машина не остановится из-за недостатка топлива.
А ураган все свирепел, и никто из матросов не сомневался более в роковом исходе этой отчаянной борьбы утлого судна с Разъяренным морем и грозной бурей. Развязка близко!
Командир набросал несколько строк дрожащей рукой, повествуя о последних минутах вверенного ему судна; эту записку и свое завещание, все в трех экземплярах, он вложил в три бутылки, которые, герметически запечатав, бросили в море.
– А теперь, господа, – обратился он к своим офицерам, – нам остается только проститься друг с другом. Менее чем через пять минут циклон настигнет нас!
И действительно, громадная гора волны, высоту которой трудно было определить, гонимая неудержимым ветром, шла уже прямо на «Фрелон».
Ланжале, появившийся в этот момент на палубе, увидел водяной смерч, несущийся на них, и бросился в каюту, где стонал Гроляр.
– Ну, Альбер! Если ты хочешь воспользоваться последним шансом на спасение, то идем! – И толкая его перед собой, он вытащил несчастного на палубу. Увидев их, командир, приказавший привязать себя к мостику, чтобы остаться на своем посту до последней минуты, закричал в рупор:
– Куда вы? Вас смоет волной!
Но вой бури заглушил его голос; в последнюю минуту уже нельзя было ничего расслышать на судне: крутом свирепствовал ураган, и косматые волны сплошной стеной обрушились на злополучное судно.
Инстинктивно Гроляр кинулся плашмя лицом вниз на палубу, которую все время заливало волнами. При свете беспрерывно сверкавших молний, озарявших холодным мертвенным светом весь горизонт, Ланжале увидел громадную волну, идущую прямо на «Фрелон», грозя смыть все на своем пути, а за кормой уже совсем близко надвигался громадный, почти черный водяной смерч, готовясь потопить злополучное судно.
– Вот он самый момент – необходимо не быть поглощенным вместе с обломками судна, чтобы не попасть под них! – И одним сильным движением он подхватил с пола своего товарища и в таком положении, держа старика почти на весу, ждал волны, которая тут же прокатилась по носовой части палубы и смыла его вместе с Гроляром; последнего он так и не выпускал из рук, несмотря на то что тот отчаянно отбивался. С высоты капитанского мостика командир де Кербрис смутно различил на мгновение, при вспышке молнии, человеческую группу, несущуюся с невероятной быстротой на гребнях волн, а спустя две минуты настигнутый циклоном маленький авизо был поглощен волнами и пошел ко дну Тихого океана.
VI
Изгиб волны. – Страшная ночь. – По примеру Грибуйля. – Обломок. – Припасы. – Берег вдали. – Дурная встреча.
Гроляр и Ланжале были подхвачены одной из волн, образуемых циклоном на своем пути, которые он гонит перед собой, подобно тому как быстроходный пароход разгоняет перед собой в обе стороны воду, которая, пенясь и клубясь, образует волну или вал, катящийся впереди парохода. Циклон или смерч циклона в своем вращательном стремлении вперед образует по обе стороны громадные валы, которые расходятся, описывая громадный изгиб и постепенно успокаиваясь.
Конечно, и «Фрелон» мог бы, подобно двум его пассажирам, воспользоваться этим валом, но, будучи завлечен поперек вала волнами, он только еще раньше бы пошел ко дну, тогда как несясь перед самым смерчем, все же мог надеяться, что водяной столб, достигнув своей кульминационной точки раньше, чем настигнет его, рассыплется по морю и уляжется вместе с расходившимися валами.
Подхваченные волной с палубы «Фрелона», Гроляр и Ланжале закружились в водовороте волн и в течение нескольких минут, наполовину лишившись сознания и задыхаясь среди бешеных пенящихся волн, кидавших их из стороны в сторону, то высоко поднимая на свои гребни, то низвергая глубоко в зияющую черную бездну, но унося все дальше и дальше от смертоносного центра циклона, наконец достигли сравнительно более спокойной части воды, где громадные валы вздымались и ходили все же более равномерно, унося их неизменно в одном и том же направлении, к юго-востоку.
Теперь они могли свободнее дышать и держать верх корпуса над водой, благодаря устройству своих спасательных поясов.
Ланжале, который ни одной минуты не терял присутствия духа, ни на секунду не выпускал Гроляра из рук, так как последний ни к чему совершенно не был способен в это время и, вероятно, Дал бы захлестнуть себя первой же волне, а это было главное, чего следовало опасаться потерпевшим крушение, так как спасательные пояса удерживали их на поверхности воды.
Вся ночь прошла в непрерывной борьбе против урагана, так что за это время товарищи по несчастью не имели возможности обменяться хотя бы парой слов: из груди их вырывались время от времени лишь отрывистые восклицания, несвязные и почти безотчетные.
Гроляр долгое время не мог прийти в себя, так как в нем физические ощущения всегда порабощали рассудок, а не рассудок подчинял их себе; но когда на горизонте показались первые признаки рассвета, он понял, что самая страшная опасность миновала, и вместе с этим к нему вернулось немного мужества и надежды.
– Спасибо тебе, Ланжале, – сказал он, – я никогда не забуду, что второй раз обязан тебе жизнью.
– Поздно же ты, друг милый, спохватился, – заметил Парижанин, – если бы я выпустил тебя из рук хоть на одну секунду, ты уже давно бы был на дне океана!