Затмение
Шрифт:
Теперь Эдварду было позволено видеться со мной только с 7 до 9.30 вечера, и только на территории моего дома под вечно раздраженным, пристальным взглядом Чарли.
Это был ужесточенный вариант моего предыдущего наказания, которое я действительно заслужила, прыгнув с утеса в воду, а затем без объяснений исчезнув на три дня.
Конечно, мы виделись с Эдвардом в школе, потому что Чарли ничего не мог с этим сделать. И, конечно же, Эдвард почти каждую ночь проводил в моей комнате, но об этом уж Чарли точно не догадывался. Способность Эдварда проникать в дом легко и тихо через мое окно на втором
И хотя Эдварда не было со мной рядом только после обеда, этого было достаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя неспокойно, и как назло время еле тянулось. Однако, до сих пор я безропотно терпела свое наказание, ведь, с одной стороны, я знала, что заслужила это, а с другой стороны, мне не хотелось травмировать папу, сбегая сейчас. Ведь в скором будущем у меня будет более веское основание для побега, то, о котором Чарли не узнает.
Папа с ворчанием сел за стол и развернул влажную газету. В течение нескольких последующих секунд, он недовольно цокал языком.
— Я не понимаю, папа, зачем ты читаешь все эти новости. Они ведь только выводят тебя из себя.
Он проигнорировал меня, ворча прямо в газету. — Вот почему, каждый хочет жить в маленьком городке! Смешно.
— Чем на этот раз тебе не угодили большие города?
— Сиэтл претендует на звание столицы убийств. Пять нераскрытых убийств за последние две недели. Можешь ли ты представить себе подобную жизнь?
— Я думаю, что в Финиксе список убийств гораздо длиннее, папа. Я так уже жила, — и никогда не была ближе к тому, чтобы стать жертвой, чем после перезда в маленький безопасный городок. Более того, я была на очереди сразу в несколько подобных списков … Ложка дрогнула в моей руке, отчего вода в кастрюле пошла рябью.
— Ты меня не переубедишь, — сказал Чарли.
Я отчаялась спасти обед и занялась сервировкой. Пришлось использовать нож для разделывания мяса, чтобы разделить спагетти на порции для себя и Чарли, в то время, как он наблюдал за мной с робким выражением лица. Чарли полил свою порцию соусом и перемешал. Я без особого энтузиазма последовала его примеру. Какое-то время мы ели в тишине. Чарли до сих пор просматривал новости; поэтому я взяла свою изрядно потрепанную копию «Грозового перевала», и, открыв ее в том месте, где этим утром за завтраком закончила читать, попыталась окунуться в Англию прошлого века, ожидая когда он наконец заговорит.
Я как раз успела добраться до той части, где возвращается Хитклифф, когда Чарли откашлялся и кинул газету на пол.
— Ты права, — сказал Чарли. — У меня была причина, чтобы затеять это. Он взмахнул липкой вилкой. — Я хотел поговорить с тобой.
Я отложила книгу в сторону; возникло ощущение, что комната сжалась до размеров стола. — Ты мог бы просто спросить.
Он кивнул, его брови сошлись на переносице. — Да. Я учту это в следующий раз. Я подумал, что если приготовлю для тебя ужин, то это немного смягчит тебя.
Я улыбнулась. — Это сработало. Твои кулинарные таланты сделали меня мягкой, как зефир. Что тебе нужно, пап?
— Что ж, это по поводу Джейкоба.
Я почувствовала, как напряглось мое лицо. — А что с ним? — спросила я сквозь сжатые губы.
— Полегче, Белз. Я знаю, что ты все еще расстроена из-за того, что он выдал тебя, но он поступил правильно. Это было ответственно с его стороны.
— Ответственно, — повторила я, закатывая глаза. — Хорошо. Так что там с Джейкобом?
Я мысленно повторила свой небрежный, почти тривиальный вопрос: «Что с Джейкобом? Что я собиралась с этим делать? Мой бывший лучший друг, который стал теперь… кем? Моим врагом?». Я вся сжалась.
Лицо Чарли внезапно стало обеспокоенным. — Не злись на меня, ладно?
— Злиться?
— Ну, это и насчет Эдварда тоже.
Мои глаза сузились.
Голос Чарли стал более грубым. — Я позволил ему приходить сюда, не так ли?
— Так, — допустила я. — На короткое время. Конечно, ты мог бы позволить и мне выходить из дома время от времени, — в шутку продолжила я. Я знала, что до конца учебного года я под домашним арестом. — В последнее время я вела себя хорошо.
— Что ж, это то к чему я веду… И Чарли неожиданно усмехнулся, сверкнув глазами; на секунду он стал на двадцать лет моложе.
Я увидела мимолетный проблеск надежды в этой его улыбке, однако все же медленно проговорила — Я смущена, пап. Мы говорим о Джейкобе, об Эдварде или о моём домашнем аресте?
Он опять усмехнулся. — Можно сказать, обо всём вместе.
— И как все это связано между собой? — осторожно спросила я.
— Ладно, — вздохнул он, поднимая руки, будто сдаваясь. — Я думаю, ты заслуживаешь поощрения за хорошее поведение. Для подростка ты на удивление, не плаксивая.
Мои брови поднялись вверх от удивления так же, как, впрочем, и мой голос. — Серьезно? Я свободна?
С чего бы это? Я была уверена, что пробуду под домашним арестом до самого отъезда. Да и Эдвард ничего такого не слышал в мыслях Чарли… Чарли поднял палец. — Условно.
Энтузиазм мигом исчез. — Фантастически, — простонала я.
— Белла, это больше просьба, чем требование, понятно? Ты свободна. Но я надеюсь, что ты используешь эту свободу… с умом.
— Что это значит?
Он снова вздохнул. — Я знаю, что ты предпочитаешь проводить все свое время с Эдвардом.
— Я также провожу время с Элис, — заметила я. У сестры Эдварда не было никаких установленных часов для посещения; она могла приходить и уходить, когда захочет. Чарли был, словно пластилин в ее умелых руках.
— Это правда, — сказал он. — Но у тебя есть и другие друзья помимо Калленов, Белла. По крайней мере были.
Мы долго смотрели друг на друга.
— Когда ты в последний раз разговаривала с Анжелой Вебер? — бросил он мне.
— В пятницу за ланчем, — немедленно ответила я.
До возвращения Эдварда мои школьные друзья разделились на две группы. Мне нравилось думать об этих группах, как о хорошей и плохой. Так же использовалась и такая формулировка, как «наша» и «их». Хорошими ребятами были Анжела, ее постоянный парень, Бен Ченей и Майк Ньютон; эти трое очень великодушно простили меня за то время после ухода Эдварда, когда я была не в себе. Лорен Мэлори была лидером плохой группировки, и все остальные, включая мою первую в Форксе подругу Джессику Стэнли, казалось, соглашались с ее анти-Белловской программой.