Завещание алхимика
Шрифт:
– Тебе не стоит отягощать свою память лишними знаниями! – отмахнулся Мохаммед, прибавляя шагу. – Как говорил мудрый Сулейман ибн Дауд, да пребудет с ним мир во веки веков, лишние познания умножают скорбь. А скорби и без того много в нашей жизни. Бедный торговец вроде меня должен знать кое-какие вещи, чтобы не пропасть в этом опасном мире!
Некоторое время они шли в молчании.
Однако вскоре нищие хижины расступились, и путники вышли на глинистый пустырь, в дальнем конце которого стоял темный одноэтажный дом с крутой двускатной
– Стой, Мохаммед! – испуганно воскликнул алхимик. – Я не хочу туда идти! Ведь это жилище Толстого Ганса!
– Верно, высокоученый господин! – отозвался мусульманин, и Фридриху послышалась в его голосе насмешка.
– Его дом даже днем все обходят стороной! Никто не селится на этом пустыре, даже кладбищенские нищие и ночные грабители! Даже бездомные псы боязливо обегают это место! Так неужели мы идем к нему по своей собственной воле, да еще глубокой ночью, в самый дурной и страшный час?
– Именно так, добрый господин! – подтвердил Мохаммед. – Именно в этот час мы должны навестить Ганса, чтобы добиться своего!..
– Постой, Мохаммед! – взмолился алхимик. – Неужели нет другого пути?..
Толстый Ганс был герцогский палач. Он жил в своем мрачном доме один как перст, точнее – вдвоем с огромным черным псом. Он внушал всем окрестным жителям суеверный страх, его дом считался обителью нечистой силы, а сам он – прислужником дьявола. Ганс жил здесь, сколько помнили самые старые горожане, но и прежде того он также селился здесь, исполняя свою кровавую работу и нисколько не меняясь с течением лет. Кроме черного пса, у Толстого Ганса был меч по имени Люциус, для того чтобы отрубать головы благородным господам, а также топор Головотяп для публики попроще. Самых простых, нищих и бездомных, Ганс вешал.
– Неужели нет другого пути? – повторил Фридрих.
– Кажется, высокоученый господин, совсем недавно ты хорохорился, говорил, что готов на что угодно, лишь бы заполучить кое-какую славную вещицу? Или ты уже передумал? Так вот, мой господин, обратного пути уже нет!
– Уроборос мистагитус? – обреченно проговорил алхимик. – Он у Ганса?
– Именно! – подтвердил мусульманин. – Один из тринадцати! Тебе повезло, высокоученый господин, что не пришлось ехать за ним в Кордову или в Дамаск!
– Идем! – Фридрих взял себя в руки и шагнул вперед. – Веди меня, Мохаммед!
Мусульманин подошел к дому палача и трижды постучал в дверь.
– Кого это черти принесли в такой час? – раздался из-за двери громоподобный голос. – Ты что, не знаешь, чей это дом? Так вот узнай, это дом…
– Я знаю, Ганс! – проговорил мусульманин. – Я прекрасно знаю, чье это жилище!
– Знаешь? Так держись от него подальше, не то спущу на тебя своего пса!
– Не спеши, Ганс! Видно, ты не узнал меня! Помнишь ли ты харчевню неподалеку от Гейдельберга? Помнишь ли ты ночь накануне дня святого Варфоломея?
– А, так это ты! – загремели засовы, и дверь наполовину открылась. – Заходи…
– Я не один! – Мохаммед подтолкнул к порогу алхимика, у которого колени тряслись от страха.
Фридрих разглядел палача.
Прежде ему приходилось видеть того только на эшафоте, в забрызганной кровью кожаной безрукавке, с колпаком на голове, в прорезях которого сверкали белки глаз.
Теперь палач стоял перед ним в теплом домашнем кафтане, едва сходящемся на огромном животе, с непокрытой головой. В левой руке у Ганса горела сальная свеча, и алхимик смог разглядеть его лицо. В нем не было ничего особенного, ничего сатанинского. Обыкновенное лицо обжоры и пьяницы, наголо обритая голова, крупная бородавка на щеке, из которой росли черные жесткие волосы. И глаза палача были самые обычные – маленькие, пронзительные, колючие.
Пока Фридрих разглядывал палача – тот тоже с любопытством взирал на него. Наконец Ганс отступил в сторону, пропуская гостей в свой дом, и проговорил:
– Никак, господин герцогский алхимик? Я рассчитывал на встречу с вами, но думал, что это произойдет чуть позднее – через неделю или две, самое большее, через месяц…
Затем он перевел взгляд на Мохаммеда и спросил того совсем другим голосом, полным опасливого уважения:
– Должно быть, у тебя есть серьезная причина, чтобы привести сюда этого человека?
– Еще какая серьезная! – подтвердил мусульманин. – Высокоученый господин желает заполучить уроборос.
– Вот как? – Ганс снова взглянул на алхимика. – А больше он ничего не желает? Может быть, императорскую корону, или венец Папы Римского? Или жизнь вечную?
– Он желает заполучить его любой ценой! – проговорил Мохаммед со значением.
– Вот как? – повторил Ганс совершенно другим тоном. – Ну, если так… значит, моя служба скоро закончится? Ну что ж, господа, проходите!
Он проводил ночных гостей в просторную комнату с низким, покрытым копотью потолком. В глубине ее горел камин, на каменном полу возле камина лежал огромный черный пес с мощной, как у льва, головой. Чуть дальше, в полутемном углу, стоял на двух табуретах гроб, обитый черным бархатом.
При виде гостей черный пес приподнялся и грозно, негромко зарычал.
– Лежи, Вельзевул! – прикрикнул на него хозяин. – Это мои гости, дорогие гости!
Пес успокоился и лег.
Ганс придвинул к огню два тяжелых деревянных кресла, указал на них гостям, а сам отступил в тень.
– Что ж, господа, позвольте предложить вам чарку вина! – проговорил он, изображая гостеприимного хозяина. – Может быть, господин алхимик привык во дворце его светлости к тонким винам, но не побрезгайте моим, попроще…