Завещание чудака
Шрифт:
— О, если бы только он мне попался, этот победитель! — восклицала Джовита Фолей.
— Успокойся же, моя дорогая! — говорила Лисси Вэг.
— Нет, я и не подумаю успокоиться, Лисси, и если бы он мне попался, я спросила бы его, по какому праву он позволил себе выиграть партию! Субъект, которого не знают даже по имени…
— Но, милая Джовита, — ответил Макс Реаль, — если бы вы это у него спросили, это означало бы, что он сюда явился. И емууже не надо было бы объявлять, кто он.
Никого не должно удивлять, что обе подруги еще не вернулись в магазин Маршалла Фильда. Лисси Вэг должна была найти себе заместительницу, а что касается Джовиты Фолей, то она ждала, чтобы вся эта история была окончательно ликвидирована, прежде чем возвратиться к своим обязанностям
В общем, нетерпение, которое она испытывала, вполне точно выражало общественное настроение как в Соединенных штатах, так и в других странах. По мере того как время шло, воображение разыгрывалось, и пресса, в особенности спортивная пресса, обезумела. Масса народу являлась в контору нотариуса Торнброка, и все получали один и тот же ответ. Нотариус утверждал, что он ничего не знает о владельце красного флага. Он его никогда не видел… Он не мог сказать, куда он уехал из Миннеаполиса, где телеграмма была доставлена ему в собственные руки… И когда к нему приставали, когда настаивали:
— Он приедет, когда ему этого захочется, — кратко отвечал нотариус Торнброк.
Тогда все партнеры, за исключением Лисси Вэг и Макса Реаля, нашли нужным вмешаться в эту историю, и не без некоторого основания. Действительно, если победитель не желал появляться, разве им не могло прийти в голову, что партия не должна считаться выигранной, что ее нужно начать сызнова и продолжать?
Командор Уррикан, Герман Титбюри и Джон Мильнер, доверенный Тома Крабба, объявили, что они подают в суд на исполнителя завещания покойного Вильяма Гиппербона. Газеты, которые поддерживали их во время матча, держали их сторону и теперь. В Трибуне Гарри Кембэл поместил резкую статью против X. К. Z., в самом существовании которого начинали уже сомневаться. Чикаго Геральд, Чикаго Интер-Ошен, Дейт Нью-Рекорд, Чикаго Мэйл и Фрейе Прессе — все с невероятной горячностью заступались за партнеров. Вся Америка пришла в волнение. К тому же невозможно было урегулировать пари, пока не установили личность выигравшего судом, и до тех пор, пока не было полной уверенности в том, что матч действительно закончен. Не могло быть двух мнений, и был поднят вопрос об организации митинга в зале Аудиториума и о грандиозной манифестации. Если бы X. К. Z. не открыл своего инкогнито в течение такого-то срока, то… к нотариусу Торнброку обратились бы с требованием исполнить возложенные на него обязанности возобновить партию. Том Крабб, Герман Титбюри, командор Уррикан, даже Джовита Фолей, если бы ей разрешили заменить Лисси Вэг, были готовы отправиться безразлично в какие штаты Союза, куда бы их ни послала судьба.
В конце концов возбуждение публики достигло такого предела, что власти начали беспокоиться, особенно в Чикаго, где приходилось защищать членов Клуба Чудаков и нотариуса, которых считали ответственными за все, что случилось.
Но 15 июля, три недели спустя после последнего удара игральных костей, сделавшего «Человека в маске» победителем в матче, произошел совершенно исключительный по своей неожиданности случай.
В этот день в десять часов семнадцать минут утра распространился слух, что на Оксвудсском кладбище в мавзолее Вильяма Гиппербона беспрерывно звонит колокол!
Глава XV. ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДАЧЕСТВО
Нельзя себе представить, с какой быстротой распространилась эта новость! Если бы все дома в Чикаго были снабжены телефонными звонками и находились в постоянном соприкосновении с аппаратом, поставленным у оксвудсского сторожа, жители крупнейшего города штата Иллинойс не могли бы узнать ее быстрее.
Началось с того, что за несколько минут все кладбище переполнилось обитателями соседних кварталов. Но постепенно публика стала прибывать из всех других частей города, и через полчаса экипажное движение было абсолютно прервано, начиная с Вашингтонского парка. Спешно извещенный об этом губернатор штата сэр Гамильтон послал сильные отрады милиции, которые не без труда проникли на кладбище и выпроводили оттуда множество любопытных, чтобы оставить вход свободным.
А колокол все звонил и звонил на колоколенке великолепного мавзолея Вильяма Гиппербона!
Понятно, что Джордж Хиггинботам, председатель Клуба Чудское, со своими коллегами и с нотариусом Торнброком первыми проникли за ограду кладбища. Но как могли они пройти через колоссальную шумную толпу, если только они не были предупреждены раньше? Факт тот, что все они были там, едва только раздались первые удары колокола, приведенного в движение оксвудсским сторожем.
Через полчаса туда явились и шестеро партнеров матча Гиппербона. Не было, конечно, ничего удивительного в том, что туда поспешили командор Уррикан, Том Крабб с Джоном Мильнером, Герман Титбюри с миссис Титбюри и Гарри Кембэл. Появление же Макса Реаля, Лисси Вэг и Джовиты Фолей объясняется тем, что эта последняя так энергично настаивала, что пришлось ей подчиниться. Все партнеры находились, таким образом, перед мавзолеем, охраняемым тройным рядом солдат милиции штата.
Наконец колокол замолк, и двери мавзолея широко раскрылись.
Внутренний холл сверкал ослепительным светом электрических ламп и люстр. Окруженный зажжеными канделябрами, стоял великолепный катафалк, точь-в-точь такой, какой он был три с половиной месяца назад, когда эти двери закрылись по окончании погребального обряда с участием всего города.
Члены Клуба Чудаков с председателем во главе проникли в холл.
Нотариус Торнброк, в черном фраке и белом галстуке и, как всегда, в очках в алюминиевой оправе, вошел после них. За ним прошли шесть партнеров и те из находившихся на кладбище, кто только мог поместиться в холле мавзолея.
Глубокое молчание как внутри, так и вне здания свидетельствовало об охватившем всех волнении. Джовита Фолей была взволнована не менее других. Все смутно чувствовали, что загадка, отгадать которую тщетно старались после тиража 24-го числа, будет наконец разгадана и что для этого достаточно будет одного только слова и словом этим будет имя победителя матча Гиппербона.
Было тридцать три минуты двенадцатого, когда в глубине холла послышался какой-то шум. Этот шум исходил из катафалка, с которого погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда — о, чудо! — в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля, крышка гроба медленно приподнялась и лежавшее в нем тело привстало… А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца — нет, но человека живого, вполне живого, и человек этот был не кто иной, как покойный Вильям Гиппербон!
— Великий боже! — воскликнула Джовита Фолей сдавленным от волнения голосом, но слова эти среди гула изумления, стоявшего в холле, были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг.
И, протянув руки, она прибавила:
— Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон!
Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким он был, когда навещал Лисси Вэг. И этот джентльмен и Вильям Гиппербон были одно и то же лицо…
Вот переданный в нескольких словах рассказ, который был напечатан в газетах всего света и объяснил то, что казалось необъяснимым в этом изумительном приключении.
1 апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру «гусек» Вильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Салль-сгрит, он умер спустя несколько минут, или, правильнее сказать, о его смерти объявили явившиеся к нему доктора. Но, несмотря на этот приговор докторов, несмотря на знаменитые лучи профессора Фредерика Элбинга, который подтвердил сделанное врачами заключение, Вильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии, но со всеми внешними признаками умершего человека. Действительно, он был счастлив, что в своем завещании не выразил желания быть после смерти набальзамированным, так как, без всякого сомнения, после такой операции он в живых не остался бы. Но ведь ему так всегда везло! Как всем известно, похороны были очень торжественные, а затем 3 апреля двери его мавзолея закрылись и самый почтенный из членов Клуба Чудаков остался лежать в своей гробнице.