Завещание чудака
Шрифт:
Но, в конце концов, если Титбюри решат не уходить из матча, то им надо не задерживаться в Кале и ограничиться несколькими днями отдыха в Чикаго, так как до их появления в штате Юта в их распоряжении около двух недель, с 19 мая по 2 июня. Но госпожа Титбюри и слышать не хотела о том, чтобы ее муж вышел из партии, а потому в тот же день с первым же поездом чета уехала из Кале, сопровождаемая всеми пожеланиями, которыми население награждало… их конкурентов. После такой неудачи ставка на третьего партнера, если у него таковая и была, безусловно упадет до смехотворного
Несчастной чете не пришлось, впрочем, заботиться о своем маршруте, так как надо было снова взять тот, который их доставил в штат Мэн. По приезде же в Чикаго в их распоряжении будут поезда Тихоокеанской дороги, прибывающие через Омаху, Грейнджер и Огден в столицу штата Юта.
После полудня маленький городок Кале освободился от присутствия этих несимпатичных людей, имевших всегда такой унылый, недовольный вид. Жители надеялись, что различные случайности, связанные с благородной игрой Американских Соединенных штатов, их в Кале не вернут. Эту надежду, безусловно, разделяли и сами пострадавшие.
Через сорок восемь часов, проведенных в дороге, Титбюри добрались до Чикаго, утомленные переездами, которые были тяжелы для их возраста. Им пришлось даже провести несколько дней в своем доме на Робей-стрит, так как мистер Титбюри дорогой захворал острым ревматизмом, свойственным его годам, который он обычно лечил полным презрением (особый вид дешевого лечения, так гармонировавший с его врожденной скаредностью). Но на этот раз ноги действительно отказывались поддерживать хозяина, и с вокзала его пришлось перенести в дом на руках.
Само собой разумеется, что газеты не замедлили известить о его приезде. Репортеры газеты Штаат-Цейтунг, относившиеся к нему сочувственно, явились с визитом. Увидев же, в каком состоянии он находится, они предоставили его преследовавшей его неудаче. Агентства не находили желающих даже и при ставке семь против одного.
Но все забыли принять в расчет Кэт Титбюри, бой-бабу, которая очень скоро снова проявила себя. Ревматические боли мужа она принялась лечить не равнодушием, а силой. С помощью своей прислуги, этого драгуна в юбке, она растирала ревматика так энергично, что тот едва не лишился кожи на ногах! Никогда никакая скребница не чистила так ни лошади, ни осла. Нечего прибавлять, что ни доктор, ни аптекари не принимали в этом деле никакого участия, но возможно, что больной остался от этого только в выигрыше.
В общем, чета запоздала всего только на четыре дня, и 23-го начались приготовления к дальнейшему путешествию. Пришлось вынуть из кассы кредитные билеты на сумму в несколько тысяч долларов, и 24-го утром муж и жена снова отправились в путь, имея в своем распоряжении достаточно времени, чтобы в назначенный срок прибыть в столицу мормонов.
Из Чикаго железная дорога идет прямо в Омаху, оттуда — в Огден и дальше, вплоть до Сан-Франциско.
В конце концов чета Титбюри должна была быть счастлива тем, что ее не отослали куда-нибудь в Калифорнию: их путь удлинился бы тогда на целую тысячу миль.
28 мая после полудня они прибыли в Огден, важную
Там произошла встреча, спешу пояснить, не двух поездов, но двух партнеров матча Гиппербона, встреча, которая повлекла за собой весьма странные последствия.
В этот самый день в полдень Макс Реаль, возвращаясь из Национального парка, остановился в Огдене, откуда на следующий день, 29 мая, намеревался поехать в Шайенн, чтобы узнать о результатах третьего метания игральных костей. И вот, прогуливаясь по платформе вокзала, он неожиданно наткнулся на Германа Титбюри, того самого Титбюри, в обществе которого он следовал за погребальной колесницей Вильяма Гиппербона, а потом сидел в зале Аудиториума во время чтения завещания эксцентричного покойника.
На этот раз чета Титбюри не ришилась путешествовать под вымышленной фамилией. Супруги не хотели вновь подвергаться тем неприятностям, которые потерпели в Кале, и если бы мистер Титбюри нашел возможность не называть себя во время пути, то, разумеется, по приезде в гостиницу города Грэйт-Солт-Лейк-Сити он не замедлит расписаться своим настоящим именем. Незачем, не правда ли, разглашать во время пути об ожидавшем его наследстве в триста миллионов франков! Достаточно будет сказать об этом в самой столице штата Юта, а если бы там попробовали его эксплуатировать, он сумеет себя защитить.
Поэтому можно представить себе, как он был неприятно изумлен, когда в присутствии нескольких пассажиров, вышедших вместе с ним из вагона, кто-то назвал его по имени.
— Если я не ошибаюсь, с господином Германом Титбюри из Чикаго, моим конкурентом в матче Гиппербона, я имею удовольствие сейчас говорить?
Чета вздрогнула от неожиданности. Видимо недовольный этим вопросом, обращавшим на них внимание публики, мистер Титбюри обернулся и сделал вид, что совершенно не помнит этого молодого человека, хотя прекрасно его узнал.
— Вероятно вы ошиблись, — ответил он, — я не тот, за кого вы меня принимаете.
— Извините, — возразил молодой художник, — я не мог ошибиться! Мы были вместе на знаменитых похоронах… в Чикаго… Макс Реаль, первый партнер…
— Макс Реаль?.. — переспросила миссис Титбюри таким тоном, точно она слышала это имя впервые.
Тогда Макс Реаль, которого это начинало раздражать, сказал:
— Что же, в конце концов, все это значит? Разве вы не Герман Титбюри из Чикаго?
— Но, — ответил тот, — по какому праву вы позволяете себе спрашивать меня?
— А, так вы вот как это принимаете? — воскликнул Макс Реаль, надевая шляпу. — Вы не желаете быть больше мистером Титбюри, одним из «семерых», который сначала был послан в штат Мэн, а потом в Юта… Ну что ж! Дело ваше!.. Что касается меня, то я Макс Реаль и возвращаюсь из Канзаса, из Вайоминга. А теперь — добрый вечер.
И так как поезд в Шайенн отправлялся через одну-две минуты, он бросился в один из вагонов, сопровождаемый Томми, оставив на перроне изумленную чету, посылавшую проклятия этим ни на что не годным людям, художникам.