Завещание рыцаря
Шрифт:
Когда стрелка на моих часах показала ровно 6 (или 18.00, если быть точным), я решительно поднялся и, тронув Энтони за плечо, скомандовал:
– Вставай, пошли.
– Пешком?
– он тут же встал - похоже, созрел.
– Пошли.
Мы синхронно вскинули рюкзаки на плечи… и произошло то, чего я в глубине души ожидал. Убедившись в нашей решимости, на дороге из жаркого марева материализовался новенький бело-красный автобусик, наводивший на мысли о "скорой помощи".
– Сейчас бы ушли, - укоризненно посмотрел на меня Энтони. Я молча усмехнулся с
а.) у нас водила остановится хоть в чистом поле, не обязательно на остановке, только руку подними;
б.) не продемонстрируй мы Судьбе готовность шагать пешком - закон подлости работал бы до 10-11 часов вечера…
Бабульки уже погрузились в салон, прижали к себе кошёлки и теперь следили за тем, как грузимся с рюкзаками мы. На лицах у них было написано суровое недоверие и готовность своими силами разоружить преступников, буде у них в рюкзаках окажется оружие и они попытаются угнать автобус в Швецию. Кроме нас в салоне спал небритый джентльмен, занявший целое сиденье, да читал книгу "Как за полцены построить дачу" здоровенный мужик в тельнике.
Мы расположились в хвосте. Водила, высунувшись из-за перегородки, окинул салон взглядом из-под козырька бейсболки с неразличимой надписью и, достав откуда-то бутылку водки, предложил, обращаясь сразу ко всему салону:
– Ну чё, никто не хочет?
– выдержал паузу, поболтал бутылку, сделал хороший глоток, хакнул нутром и, убирая тормоз, заключил: - Ну чё, смертнички - поехали?
– Это что - водка?
– шепнул Энтони. Я пожал плечами, предпочитая особо не размышлять, что там у него. Зачем сразу предполагать худшее? Может, всего лишь самогон…
Пьяный или трезвый, но водила вёл свой аппарат здоров. Да и дорога в самом деле оказалась неожиданно хорошей и дальше - от плавной быстрой езды и жарищи нас разморило, и я даже не помню, как отключился… а когда проснулся - мы выруливали на небольшую пыльную площадь, где около почти строго кубического здания в ряд стояли полдесятка автобусов. Никакой надписи не имелось, и так было ясно, что автовокзал. Солнце стояло высоко, однако, площадь была пустынна, как и видневшаяся за ней улица.
– Княжево, - буркнул из своей будки водитель, - приехали. Расплачивайтесь.
Пассажиры потянулись на выход. Водитель, превратившийся в билетёра, небрежно отхватывал от закреплённой на проволочной петельке катушки зелёные талончики; Энтони, проходя мимо него, принюхался столь очевидно, что тот рассмеялся:
– Пробрало, пацан? Люблю пошутить… - он достал из-под сиденья бутылку и протянул нам.
– Вода. Тёплая, зараза… Хуже тёплой водки.
Выбравшись на площадь, Энтони тут же устремился к украшавшему угол станции гнутому крану с вентилем, отвернул его и воткнулся под струю.
– Имидж - ничто. Жажда - всё, - прокомментировал я,тем не менее подставляя ладони с другой стороны.
Умывшись и напившись, мы прямо на месте начали решать проблему ночлега. Гостиницы тут, конечно, не было - это я знал точно. Был Дом Колхозника, сохранивший от прежних времён название и качество обслуживания. Энтони, поразмыслив, сказал, что, если это хуже фирсановской гостиницы, то он лучше заночует прямо на площади, благо, консервы есть. На это я возразил, что в таком случае нами может заинтересоваться местная милиция и угрожающе спросил:
– Ты Стивена Кинга читал, "Талисман"?6
Энтони ответил, что читал, что ему не двенадцать лет и что первому, кто осмелится нарушить его суверенное право на отдых, он пустит пулю в лоб. Однако, я всё-таки склонил его пойти поискать ночлег в посёлке…
…Фирсанов, как я уже упоминал, город тихий и зелёный. Но Княжево мою малую родину в этом отношении переплюнуло. Мы тащились неимоверно длинной и - к счастью!
– тенистой улицей вдоль палисадников, за которыми не было видно домов. Бабульки на лавках выглядели неприступными, как стены Иерусалима для настоящих крестоносцев. Больше живых существ не наблюдалось - даже детей и собак. Взрослые, наверное, смотрели дома телевизор, а дети и собаки в меру возможностей безобразничали на реке или пруде… пруду… короче, на берегах местного водоёма.
– На крайний случай - пойдём на окраину и разобьём палатку, - признал я своё поражение.
– Пошли сразу, - предложил Энтони.
– Так мы же и идём…
– Заночевать негде, что ли?
– старческий, но вполне бодрый голос со стороны прервал наши невесёлые размышления.
…Михал Юрич - "не Лермонтов", как он сам признался - оказался сущим кладом. Может быть, в его действиях и была доля эгоизма - по его собственным словам, он начал тосковать по общению, едва вышел на пенсию с местных электросетей, где отработал сорок лет и общение его свелось к телевизору и "соблюдению вооружённого нейтралитета" с женой, как он говорил. Поэтому, пустив нас переночевать, он рассчитывал взять плату в виде беседы и очень обиделся, когда этот английский дикарь - Энтони - предложил ему деньги.
Поплескавшись во дворе у колодца, мы воспрянули духом и охотно, уже не чинясь, подсели к сковороде с тушёной капустой с мясом и грибами. Михал Юрич, одетый в очень комично на нём смотревшиеся джинсы и майку, присел тоже, но не есть, а говорить. Мы какое-то время опасались появления его жены и возможности быть втянутыми в вооружённый конфликт, но невысокая плотная бабуля появилась с ведром парного молока и без особых разговоров налила нам по кружке. Очевидно, конфликт имел какие-то неясные стороннему глазу причины.
Видя, что хозяин мастер поговорить, Энтони вставил вопрос о названии ПГТ - и к нашему огорчению выяснилось, что Михал Юрич ничего об этом не знает, потому что родился он не здесь, а краеведением никогда не интересовался. Энтони увял, но вступила супруга нашего хозяина:
– Это ж село было раньше. Княжево село. Мне мать-покойница говорила - сама-то я не застала того - что вроде село было брата царского, отсюда и название…
– А крепости тут никакой никогда не было?
– осторожно поинтересовался Энтони.
– Совсем давно?