Завет воды
Шрифт:
Мариамма думает об отце, который погиб вместе со своей тайной, так и не узнав, что его жена жива. Или он знал? Может, поэтому и сорвался внезапно в Мадрас? Вдруг он случайно что-то выяснил?
— Дигби… Теперь, когда я знаю, когда тайна раскрыта, как ты думаешь, она захочет со мной поговорить?
— Не знаю, — вздыхает он. — Цель ее исчезновения состояла в том, чтобы ты думала, что мать умерла. Она… мы посвятили всю жизнь этому. И она уверена, что ей удалось. И я так думал, пока сегодня ты не вошла в операционную. Так что… захочет ли она говорить с тобой? Должны ли мы разбить иллюзию, которую она с таким трудом создавала? Не знаю.
Мариамма думает о собственных разбитых иллюзиях. Благодарить или проклинать Недуг и Ленина, что привели ее сюда? Недуг лишает многого, но он же одаривает тем, чего человек, возможно, и не желал. Внезапно ее накрывает тоска по
Мариамма разглядывает женщину, сидящую на лужайке, — Элси. Свою мать. Та кажется странно спокойной в этом изуродованном, изломанном теле — или просто дочери хочется так думать? Из всего, что некогда определяло ее мать, остались мысли… и руины тела, которое едва передвигается, но все еще пытается творить. А еще у нее есть мужчина, который любит ее, пусть даже от нее остается все меньше и меньше.
— Мариамма, — мягко спрашивает Дигби, — ты хочешь поговорить с ней?
Сердце забилось сильнее, и в горле пересыхает. Нет! — без колебаний вскрикивает голос внутри. Я не готова. Но другой голос, голос маленькой девочки, голос дочери возражает, обращаясь к матери: Да, потому что тебе нужно так много обо мне узнать. И о моем отце — ты же не знала, каким он стал, как всю жизнь любил тебя. Он был лучшим на свете отцом.
Голос, который наконец прорывается наружу, произносит:
— Дигби… я пока не знаю.
Мариамма вспоминает слова свата Анияна.
В каждой семье есть тайны, но не все тайны подразумевают обман.
Тайной семьи Парамбиля — на самом деле вовсе не тайной — был Недуг. Ее папа хранил другую тайну: его любимая дочь — вовсе не его. Если бы Большая Аммачи знала, она тоже хранила бы эту тайну. Элси и Дигби вместе держали в тайне, что ее мать жива, вовсе не утонула, что она живет в лепрозории. Эти тайные заповеди, которые соблюдали взрослые вокруг Мариаммы, должны были защитить девочку. А еще сват Аниян сказал, что семью создает не общая кровь, а общие тайны. Тайны, которые могут связать людей воедино или же сломить их, если будут раскрыты. И вот теперь она, Мариамма, не посвященная ни в какие тайны, знает обо всем и знает, что все они — одна большая, черт побери, счастливая семья.
Элси, мать Мариаммы, медленно встает. Она широко расставляет ноги, голова запрокинута, как у провидца, она мелко-мелко переступает, как обычно делают слепые. Маленькими неуверенными шажками разворачивается, пока не оказывается лицом к французскому окну. Остатками пальцев и ладоней она тщательно поправляет паллу сари на левом плече и делает первый шаг, начиная отсчет.
Мариамме кажется, что вся ее короткая жизнь втиснута в этот миг, этот единственный момент, который важнее всего, что было с ней раньше. Сердце колотится в груди.
Мать чуть приподнимает руки, протягивает вперед эти странные обрубленные конечности, словно подношение. Она приближается, выставив ладони, и столько душераздирающе детского в этих простертых руках, ищущих стекло французского окна. Ее отважное трагическое продвижение вперед преображает лицо Дигби, любящая терпеливая улыбка озаряет его лицо, когда он смотрит на нее. Мать подходит ближе, еще ближе, пока наконец обе ладони не касаются оконного стекла, останавливая ее движение. Ладони ложатся на стекло. Дигби собирается прижать руки с другой стороны окна, встречая ее… но замирает и смотрит на свою дочь, вопросительно приподняв брови.
Не раздумывая, ей нет нужды раздумывать, Мариамма тянется вперед. Она кладет ладони на оконное стекло, соединяя их с ладонями матери, и в этот момент все обретает единство и ничто не разделяет два их мира.
Благодарности
В 1998 году моя юная племянница Дейя Мариам Вергезе спросила бабушку:
— Аммачи, а как люди жили, когда ты была маленькой девочкой?
Любого устного ответа было бы недостаточно, поэтому моя мать — Мариам Вергезе — уверенным и изящным почерком заполнила 157 страниц блокнота воспоминаниями о своем детстве. Мама была талантливой художницей, поэтому текст она чередовала с небольшими набросками. Похожие на байки истории, которые она записала, были хорошо знакомы трем ее сыновьям, хотя детали изменялись с каждым новым пересказом.
Мама покинула нас в 2016 году, в возрасте девяноста трех лет, но даже в последние свои месяцы, когда я уже писал эту книгу, она звонила с каким-нибудь только что всплывшим воспоминанием — например, как ее двоюродного брата, просидевшего несколько лет в одном и том же классе в начальной школе, в конце концов перевели в следующий только потому, что он стал таким тяжелым, что под ним сломалась скамейка. Некоторые из маминых историй я использовал в «Завете воды», но для меня дороже всего голос и настроение, звучавшее в ее словах, которое я дополнил собственными воспоминаниями о летних каникулах в Керале у дедушки с бабушкой и более поздних поездках в гости, когда я уже учился в Медицинской школе. Мой двоюродный брат Томас Вергезе — талантливый художник (и инженер) и мамин любимец. Я благодарен и горд, что его рисунки, навевающие воспоминания, так прекрасно передают атмосферу книги; мама была бы довольна.
Для истории, в которой участвуют три поколения, два континента и несколько географических пунктов, я привлек множество родственников, друзей, специалистов и источников. Если я вдруг кого-то забыл упомянуть, прошу вас, помните, что это непреднамеренно.
Керала: Я в глубоком долгу перед писательницей Латикой Джордж (автор «Кухни Кералы», Hippocrene Books, 2023), которая показала мне Кочин и так щедро поделилась бесценными историями из своего детства и была источником сведений для всех эпизодов, связанных с едой; длинные содержательные письма Мэри Гангули отражают ее второе призвание (после психиатрии) писателя, и они стали сокровищницей любопытных фактов о Керале, медицинских традициях и психологических откровениях; моя двоюродная сестра Сьюзан Дурайсами припомнила ошеломляющие подробности о родном доме бабушки и о людях, живших вокруг; мой друг и единомышленник Элиамма Рао познакомила меня с удивительными основателями «Сукья», Айзеком и Суджа Матай, которые зародили во мне новое понимание исцеления; Элиамма так же ввела меня в дом Санджая и Анджали Чериан в Кожикоде и их имение в Ваянаде, где Санджай великодушно познакомил меня с работой поместья. Джейкоб Мэтью, с которым мы одновременно учились в Христианском колледже Мадраса, сейчас шеф-редактор «Малаяла Манорама», они с Амму пригласили меня к себе домой и предоставили в мое распоряжение все источники. Надеюсь, он простит мне вольность, с которой я заставил Обыкновенного Человека писать для «Манорамы»; я уверен, он увидит в этих страницах мое восхищение его легендарной газетой. Книги и статьи Сьюзан Вишванатан (особенно «Христиане Кералы: История, верования и ритуалы среди якобитов», Oxford University Press, 1993) были бесценны. Мои благодарности Taj Malabar Resort & Spa, которые сделали мое пребывание в Кочине незабываемым; я благодарен Преми и Рой Джон; моим коллегам и друзьям Чериану К. Джорджу; Аруну и Пурнима Кумар; К. Балагопалу и Винита и одаренному архитектору Тони Джозефу. Кэтрин Танкамма, известный переводчик с малаялам на английский, корпела над моей рукописью и внесла много предложений. Среди множества родственников, которые великодушно помогали мне, я благодарю Джейкоба (Раджана) и Лайлу Мэтью; Миину Джекоб и Джорджа (Фиджи) Джекоба; Томаса Кайлат и Анурадха Майитра и особенно своих крестных родителей, Рэн и Анну Вергезе. И моего отца, Джорджа Вергезе, которому на момент написания этой книги исполнилось девяносто пять, — он дважды в день занимается на беговой дорожке, — и он отвечал на мои вопросы и обращался к воспоминаниям, когда я просил его. Все ошибки, относящиеся к жизни в Керале, целиком и полностью только на моей совести.
Медицинская школа: Мои однокурсники по Медицинскому колледжу Мадраса, которые оказали грандиозную помощь, и среди них К. В. Каннаки Утхарадж, опытный гинеколог, чьи длинные, веселые и познавательные письма про роды и родовспоможение были изысканными совершенно бесценными драгоценностями, — я так тебе обязан, КВК; Ананд и Мадху Карнад поделились воспоминаниями об общежитии, аудиториях, больнице и городских кварталах Мадраса и ответили на бесчисленное количество эсэмэсок — они двое приютили меня, кормили и заботились обо мне, мои самые старые и верные друзья; спасибо выпускникам Христианского медицинского колледжа Веллуру Нисси и Аджит Варки, Самсону и Аните Джесудасс, Арджуну и Рену Мохандас, Бобби Черайил и моему коллеге по Стэнфорду Риши Радж. Дэвид Йоханнан (Джонни) и его жена Бетти принимали меня, а Джонни в подробностях поделился воспоминаниями о Кожикоде и своей медицинской практике в Керале и с готовностью отвечал на множество последующих расспросов.