Завхоз Вселенной
Шрифт:
— Пускай без кочерги. Но убью, по-любому. Он слишком много услышал.
— А я ему память сотру. Я знаю как. На уровне астрального тела. Мне это легко. Может даже совсем забыть, что он — Тредиаковский. Номера счетов позабудет. Цирк начнётся. Оцени.
— Оценил, — угрюмо произнёс Серый. — Мы с тобой, типа, клоуны. Шоу Бенни Хилла.
— Тогда так. Этот вечер он забывает, а все сбережения отдаёт государству. Как тебе такое, Серый?
Тот ухмыльнулся.
— Уже интереснее. Тогда пускай ещё в тюрьму садится. Сбережения — это мелочь. Главный интерес — «Нефтеюганск». Пускай сам государству отдаст. Тогда не убью.
— Ну, с Резовским ты же как-то договорился. Ведь это была твоя работа?
— Меня попросили не убивать.
— Зачем ты их убиваешь? Тебе ведь деньги не интересны.
— Империю строю. Никто не строит. А я строю. Для начала нужно, чтобы такие упыри, как этот, не мешали, — Серый люто глянул на Тредиаковского.
— Полковник Любимов с группой «Русский Ковчег» тоже строит.
— Это они заслали твоего дубля?
— Только не мочить. Хотят они царя сажать на трон. Источник силы пока что при тебе.
— Ну-ну. И сейчас где-то здесь пасутся?
— Сейчас, — Игорёк глянул на бронзовые каминные часы, — десять минут одиннадцатого. Нас будут ждать в одиннадцать на пересечении с МКАДом. Туда же подвезут и претендента.
— Кто претендент? — в глазах Серого блеснул огонёк интереса.
— Пока не знаю. Ты как, согласен? Я им ничего не обещал.
— Знаешь, клавишник, а поехали.
— Тебя могут убить.
— Вот и проверю. Должен же я знать пределы своей силы.
— С огнём играешь.
— С людьми, — презрительно сплюнул Серый. — Давай, вырезай ему память.
Игорёк опустил бутылку на пол. И, подойдя к Тредиаковскому, положил раскрытую ладонь ему на затылок. Тредиаковский издал короткое мычание, голова его дёрнулась и бессильно упала на грудь.
По Московской Кольцевой автостраде мчался сквозь дождь чёрный представительский «Мерседес». Сорванный среди ночи писателем Захановым лидер ведущей левой партии России тяжким взглядом буравил небольшой участок трассы, выхваченный из темноты светом противотуманных фар. И с раздражением думал, что после девяносто шестого года будущее для него ограничено вот таким мутным пятном света, за которым только мрак. Успел он уже притерпеться к гнусной мысли, что власти в стране ему не видать. Уже и деньги у Тредиаковского стал брать на борьбу с олигархическим режимом, уже нещепетильно включает в партийные списки всякий новорусский сброд, одним словом, махнул рукой на своё место в истории, на образ свой в глазах потомков.
И вдруг оказывается, что всё можно переменить за какие-нибудь пару-тройку часов. Приходит Заханов и, ссылаясь на самые наимистичнейшие, самые что ни на есть метафизические источники, от имени наисекретнейшей, что твоя масонская ложа, структуры «Русский Ковчег», зовёт на царство.
После всех разочарований и унижений готов он был схватиться и за оголтелую мистику. Терять нечего. Это тебе не танковую дивизию поднимать и гнать на Красную площадь: расстреливать стены Кремлёвского дворца и брать штурмом Администрацию президента. И ждать, что танкисты прямо на марше предадут тебя. Нет, мы, лишь когда подобные сильные ходы недоступны, изображаем толерантную оппозицию. Пускай журналюги зубоскалят, мол, политики только изображают оппонентов, а на самом деле все из одной руки кормятся, в одни школы и вузы детей отдают, на одних курортах яйца парят. Нет, ты мне покажи хотя бы малую, но реальную возможность всё здесь перевернуть — и переверну.
Заханов, сидевший рядом, пребывал в несколько ином настроении, приподнято-воодушевлённом, наступательном. Ход событий последних дней, казалось ему, лишь подтверждал его прогнозы и понимание глубинных процессов бытия. Всё складывалось одно к одному. Информация об Источнике Силы оказалась верной, а значит, его мистический информатор не был галлюцинацией или плодом воображения. И группа «Ковчег» действительно работает под патронатом Русских Богов. И грозная метафизика истории проворачивает свои колоссальные шестерни в нужном направлении.
«Пространства имеют свойства шевелиться, —
1
Размышления и некоторые реплики персонажа взяты из интервью А. А. Проханова сетевому журналу «Полярная Звезда»
— Великие геополитические архитекторы не нуждались в удержании власти, потому что они уже её достигли — абсолютного могущества, — сказал он вслух. — С помощью Источников Силы они меняли ось симметрии мира, они ускоряли вращение земли, и это были великие метафизики. Геополитика или ощущение пространства, как ощущение времени — это метафизические категории, которыми управляют только великие деятели.
— Красиво изъясняешь, Андрей Александрович, — отозвался лидер. — Да только тебе вольно изъяснять, а мне действовать придётся.
— Я так и останусь литератором и редактором, скромным метафизиком Земли Русской. А ты пройдёшь через великую трансформацию и станешь первым царём новой России.
— Ну, всё же не царём, — довольным голосом заметил лидер.
— С метафизической точки зрения — всё же царём, Андрей Геннадьевич. Самодержцем.
— И, как Пётр Первый, головы рубить, — бросил Андрей Геннадьевич.
— Ничего необычного в этом не вижу. Есть категория смерти. Человечество в том виде, в котором оно существует, это проекции смерти во все формы человеческого поведения. Именно смерть как таковая — есть все инстинкты. Вся культура, все мотивации человеческие направлены к тому, чтобы смерть отодвинуть или в преддверии смерти что-то успеть совершить.
— В преддверии смерти? Куда ты меня везёшь, оракул? — хмыкнул лидер.
— Это естественные вещи. Смертны мы все, но креатуры загадочных и таинственных сил — лишь единицы, и они творят историю.
— Ну а сам ты как к смерти относишься? Или думаешь жить вечно?
— Мне близки идеи Федорова. Это идеи великого мирового собора, когда бессмертие достигается всеми живущими на земле, и за счёт огромных усилий — и научных, и моральных, и религиозных, воскрешаются отцы. Что потребует колоссальной аккумуляции энергий. Это бессмертие будет достижимо не только через химию, физику, биологию и генную инженерию, а через огромный колоссальный духовный акт, акт братства, примирения, акт любви, акт блаженства. Россия здесь незаменима, потому что эта чаша русских страданий непомерна, грандиозна, и русская беда, боль, страдания, русский апофеоз мученичества — он абсолютно необходим как фермент.