Завороженные
Шрифт:
— Ну, это… — махнул рукой поручик. — Это ведь весьма… своеобразные ордена. Как бы и ненастоящие.
— Не скажи, Аркадий, — серьезно произнес Маевский. — По сему поводу давным-давно есть свой регламент, обстоит в точности так, как с иностранными: ордена, полученные в других эпохах, разрешено носить наравне с наградами Российской империи. А потому в торжественные дни мундиры иных наших офицеров являют собою весьма любопытное зрелище. Не столь уж и часто, правда, награждения случаются во время путешествий, но все же некоторые, особенно сеньоры, живущие где-то постоянно, смотришь, и удостаиваются… Кое-кому на войне пришлось бывать, а там уж с этим, сам понимаешь,
В гостиную вошел полковник Стахеев — энергичный, деловитый, пребывавший, сразу видно, в хорошем расположении духа. Оба привычно вскочили и вытянулись. Полковник осмотрел гостиную без малейшего раздражения, усмехнулся:
— Завидую я вам, Кирилл Петрович, право слово… Мало кому выпадает исполнять служебные обязанности и деликатные задания в столь приятной обстановке… У вас там в прихожей вовсе уж пикантное действие происходит, там дама с кавалером, как бы это поприличнее, очень уж увлеклись друг другом прямо на кушетке в углу…
— Нравы тут прямо-таки версальские, — усмехнулся Маевский. — Ежели судить с позиций романтических, то ситуация где-то даже и достойная одобрения: очень уж у данного господина супружница отвратная, настоящая мегера. А с госпожой фрейлиной у него, ей-богу, настоящая пылкая любовь…
— Ну, пусть… их… — полковник внимательно к нему присмотрелся. — Вы-то как, любезный Кирилл Петрович? Способны в кратчайшие сроки вернуться к службе?
— Обижаете, господин полковник! — браво рявкнул Маевский, вскакивая. — Холодный душ попеременке с горячим, пару капель нашатыря на стакан водички и — внутрь. Вы мне только дайте четверть часика.
— Да хоть полчаса, — сказал полковник покладисто. — Предстоит интересное дело. Обнаружилось, что…
Он покосился на дверь, умолк. Прямо-таки влетела Элвиг, вежливо Стахееву поклонилась, сцапала поручика за рукав и выпалила:
— Пойдем быстрее. Шорна хочет тебя видеть.
Поручик воззрился на полковника. Тот невозмутимо кивнул, спросил только:
— Благородная Элвиг, я надеюсь, это надолго не затянется?
— Наверняка ненадолго.
— Отлично. Я вас жду через час.
Поручик отчего-то полагал, что возглавляемое Шорной учреждение (во все эпохи вызывавшее почтительный страх и стремившееся к максимальной секретности) будет располагаться где-нибудь в уединенном отдалении — однако Элвиг повела его не к выходу из дворца, а, наоборот, в западное крыло, и они стали подниматься вверх по богато украшенной витой лестнице. Оказалось, Шорна обосновался в одной из башен западного крыла, откуда дворец представал как на ладони, да и значительная часть примыкающих городских кварталов открывалась для обозрения. Этакая пожарная каланча, высоко вознесшаяся над зимней столицей. Быть может, это было сделано умышленно, с неким потаенным смыслом? «Высоко сижу, далеко гляжу…» Он помнил вид на дворец из этой части города: высокая башня из светло-серого камня с остроконечной крышей из коричневой черепицы издалека видна. Надзирающее око, а? Но спрашивать напрямую как-то неловко…
Шорна поднялся ему навстречу с самым радушным и доброжелательным видом.
— Благодарю, что навестили всеми забытого отшельника (похоже, и у него в это прекрасное утро настроение было под стать погоде). Элвиг мне рассказала о ваших… сложностях, и я решил на всякий случай проверить все скрупулезно. Как-никак небо … (он произнес последнее слово с интонацией словно бы даже почтительности, как если бы речь шла о чем-то крайне важном). Вот-вот приедет мастер Рупи и посмотрит, как там с вашими снами… Вы ведь не откажетесь подвергнуться… исследованию? Это ничуть не болезненно и не опасно, он просто посмотрит, что вы видели, в точности…
— Ну разумеется, — кивнул поручик. — Вы, значит, умеете?..
— Немного, — усмехнулся Шорна.
— И как же это? — поручик ощутил некоторую настороженность. — Мысли прочитываете?
Пожалуй, следовало и отказаться? Много интересного можно прочитать в его мыслях — того, что радушным хозяевам ни в коем случае не следует знать. Они доброжелательны и охотно делятся секретами, но далеко не все о пришельцах им знать положено. «Исследование» может оказаться с подвохом, как-никак тайная полиция. Ладно, рискнем и будем судить по обстановке, а там, если что-то покажется подозрительным, можно и прервать процедуру под каким-нибудь благовидным предлогом — дескать, так уж устроены у нас мозги и организмы, что эти ваши штучки для них категорически неприемлемы…
— Ну что вы, — сказал Шорна. — Мысли никто читать не может, успокойтесь. Просто-напросто можно будет видеть ваши сновидения, словно картину в галерее… А кроме этого, с вами так-таки ничего и не происходило? Странного, непонятного?
— Как вам сказать… — пожал плечами поручик. — Имело место чуточку странное событие…
Он кратенько рассказал о своих ощущениях при столкновении с загнавшими мамонта кентаврами — о том, что испытывал сначала, о том, что нахлынуло потом. Ему показалось, что Шорна слушает не так уж и внимательно, больше из приличия.
Первые впечатления не подвели: когда он закончил, Шорна покачал головой, заметил равнодушно:
— По правде говоря, ничего достойного внимания. Интересно, конечно, но для моих дел как-то даже и неприменимо…
— А вот я слышал… Сиятельный Кабари утверждает, что…
Шорна искренне расхохотался:
— И вы туда же, Аркади? Ну, вы человек посторонний, не знаете нашей жизни… Сиятельный Кабари, в общем, достойный и не глупый молодой человек, но эта его страсть к плетению изощренных фантазий… Во дворце к этому давно привыкли, никто не принимает всерьез…
Из какого-то смутного чувства противоречия поручик не смолчал:
— Но мало ли какие вещи возможны…
— Аркади, вы же серьезный человек… — с досадой воскликнул Шорна. — Вы не знаете всех историй принца Кабари, а я-то, как все, с ними знаком добрых десять лет… Ну рассудите сами логично и здраво… Нет ничего удивительного в том, что вы, карн, воспринимаете эмоции и чувства мамонтов. Подобного прежде не случалось, но я не усматриваю тут ничего необычного. На нечто подобное порой способны и простые люди, не обладающие вашими способностями: псари, охотники, лошадники… Но одно дело — эмоции, чувства, и совсем другое — словесные долгие беседы, которые принц якобы вел со своей подружкой, маленькой девочкой-мамонтенком… Вот в такое ни один здравомыслящий человек не поверит ни за что. Мамонты — не более чем животные, Как у всяких животных, у них, разумеется, есть развитые эмоции, которые, как мы только что убедились, в некоторых случаях способен воспринимать человек с необычными способностями. Такое в истории не раз происходило. Но вот осмысленные словесные беседы… Фантазии высочайшего полета. Это животные и не более того…