Завтра нас похоронят
Шрифт:
Впрочем, у Карла всегда была замечательная способность выживать, несмотря даже на сложные обстоятельства. В полиции он был на хорошем счету. Правда, это был его второй путь.
Имя его отца, половина жизни которого была связана с борьбой за права человека, было довольно известно в определённых кругах, и, пользуясь этим, Ларкрайт когда-то многое делал, чтобы свести затянувшуюся «охоту» на нет. Самого Карла никогда не тянуло в политику — но с оппозиционными журналистами он смог легко найти общий язык.
И… в результате
Карл приблизился к окну и взглянул на тёмную улицу. Раньше она не выглядела такой запущенной и безлюдной. Вообще всё стало иным и продолжало умирать прямо на его глазах. Умирала страна, умирал город, умирали сложившиеся за много тысяч лет представления о семье. И, кажется, умирание это могло продлиться еще не один год.
Карл прошёл мимо своего пса и приблизился к двери кабинета комиссара. Взглянул на часы: пятнадцать минут прошло. К тому же из кабинета он уже слышал приглушённое бормотание радио:
«Тем временем весь свободный мир готовится к очередной олимпиаде и с нетерпением ждёт зимы. К сожалению, некоторые государства по-прежнему не предприняли ничего, чтобы снять с себя действие санкций, и не допущены к участию в этом международном спортивном…»
Карл вошёл как раз в тот момент, когда дряхлый приёмник, живший здесь ещё до его приезда, полетел в стену. Рихард сидел, тяжело дыша и низко опустив голову. Он никак не отреагировал на появление инспектора — даже когда тот подошел к столу. Карл и не спешил обращать на себя его внимание, зная, что ни к чему хорошему это не приведёт. Подождав ещё немного, Ларкрайт все же протянул руку и постучал пальцем по деревянной поверхности:
— Комиссар, я…
Ланн перегнувшись через стол, резким движением схватил его за запястье. Карл едва не взвыл от боли — хватка у комиссара была железная. Потом Рихард притянул его к себе и поднял ясный, холодный, не затуманенный никакими эмоциями взгляд.
— Что тебе?
Карл поморщился и попытался высвободить руку:
— Полегче. Я могу и броситься.
Кажется, эти слова развеселили комиссара: он разжал пальцы, усмехнулся и переспросил:
— Ты? Твоя собака скорее на кого-нибудь бросится, чем ты.
Ларкрайт сердито нахмурился и поправил очки. Он знал, что комиссар Ланн не относится к нему серьёзно. И, скорее всего, не считает взрослым.
Шесть лет назад, когда люди, занимавшие сейчас посты в правительстве, решили избавиться от сына Йозефа Ларкрайта, слишком много говорившего о правах «крысят», именно Рихард спас его. Взял на эту работу. И привязанность к Ланну стала для Карла чем-то определяющим в жизни. Чем-то похожим на болезненную и не имеющую под собой почвы верность собаки хозяину.
Может быть, именно поэтому Карл раз за разом лез вон из кожи, чтобы что-то доказать, но почему-то добивался противоположного: Ланн, проходя мимо после очередного задержания, бросал что-нибудь вроде «В следующий раз тебе стоит быть быстрее». Впрочем, инспектор со временем смирился с таким положением вещей. Несмотря на непредсказуемость и резкость, к Рихарду он относился хорошо — прежде всего из-за живого аналитического ума и уверенного спокойствия. И лишь иногда это спокойствие исчезало. Когда появлялась…
— Эта девчонка… — глухо сказал Ланн. — Я убью её, если ещё раз поймаю.
Карл вздохнул: ему столь резкая неприязнь к малышке Вэрди была непонятна. Воровала она не больше, чем другие «крысята» и, в отличие от них, по крайней мере, никого никогда не убивала. Инспектору Ларкрайту девочка даже нравилась — её находчивые ответы, красивое лицо и копна вьющихся волос — темно-каштанового с рыжиной оттенка, как у него самого. Вэрди немного напоминала Карлу мать — какой он помнил ее по детским фотографиям.
Комиссар по-прежнему пристально всматривался в лицо Карла — и тот дорого бы дал за то, чтобы понять, что именно так заинтересовало начальника. Ответ не заставил себя ждать.
— Принеси мне кофе.
Ларкрайт закатил глаза:
— Заведите себе секретаршу.
— Кто сюда пойдёт? — Рихард потянулся за сигаретами. — Так что давай, шевелись.
Карл еще некоторое время возмущался — хотя в глубине души был рад, что очередной нервный срыв Ланна окончился без кровопотерь с чьей-либо стороны. Уже выходя из кабинета, он кое о чём вспомнил и обернулся:
— Кстати… недавно звонил Чарльз Леонгард. Говорил о «крысятах» — что они ходят по разрушенной половине заброшенного НИИ.
Ланн, лицо которого уже скрыл густой дым, немедленно высказал всё, что он думает по поводу герра Леонгарда, а также о том, куда тому следует отправиться вместе со своими жалобами. Карл пожал плечами:
— Не думаю, что он отправится туда в ближайшее время. Скорее туда отправлюсь я, если скажу это, когда он в следующий раз нам позвонит. Хотя не представляю… что они забыли на этой свалке?
Маленькая Разбойница
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 01:35]
— Ал, псих, ну что ты забыл на этой свалке? Они же могли поймать тебя! Мы сидели чуть поодаль от других ребят — разговаривать с ними мне не хотелось, настроения не было. Да и от их крикливых голосов стала побаливать голова. Поэтому я села в сторонке, а Ал, углядев меня, пришёл и притащил несколько испекшихся картофелин и даже остатки ветчины. Он всегда обо мне заботился, старина Ал. И с гордостью считал себя моим заместителем на должности главного разбойника. У меня не было заместителей, и я не была разбойником. Но разочаровывать его я не хотела.