Завтра не наступит никогда
Шрифт:
– И я тоже, – сказал он, прежде всего намекая на жуткий роман с Марго. – А ты простишь меня, Эмма?
– Да, – очень уверенно ответила она, но руку убрала с его ладони. – А ты?
– Да. И да…
– Второе «да», это про любовь?
– Про любовь, – кивнул он, чувствуя себя не в своей тарелке.
Все случилось слишком внезапно, чтобы он мог успеть прочувствовать, осознать и возрадоваться. Да и радоваться он боялся, вот что! И верил и не верил свалившемуся на него счастью. А что, если она шутит? Что, если это просто каприз или страх? А потом, что
– Сережа, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – неожиданно призналась Эмма, выбралась из-за стола и подошла к нему со спины, осторожно пристроив свои ладони у него на плечах. – Ты считаешь, что меня к тебе пригнал страх. Что потом, когда все устроится, я снова уйду. И снова сделаю тебе больно. Так?
– Приблизительно, – не стал он врать. – А может быть, не так?
– Может вообще ничего не быть.
– То есть?
– Меня может не быть, понимаешь?
Он быстро запрокинул голову, посмотрел на нее, пытаясь понять, говорит она всерьез или запугивает. Но нет, кажется, она в самом деле сильно встревожена.
– Убили мою сестру Ингу, – начала рассказывать Эмма. – Убили в моем подъезде. Она… Она была похожа на меня. И еще это ее непонятное желание имитировать мою манеру одеваться, накладывать макияж! Даже прическу две недели назад сделала такую же! Зачем?! Зачем она это делала, ведь это стоило ей жизни!
– Что ты хочешь этим сказать? – Он подобрался губами к ее пальцам совсем близко, но целовать не осмеливался.
– Я хочу сказать, что ее убили вместо меня, Сережа. Хотели убить меня! Я в этом уверена!
– Но почему? За что?!
– Это давняя история, о ней почти все забыли, но… Но Марго вдруг вспомнила и начала напоминать всем. Думаю, и ее убили за это.
– Но ты-то тут при чем?! – воскликнул Сергей.
Он вдруг стал понимать, что ее страх не надуман, что ей и в самом деле страшно. И ему тоже надо бояться. За нее бояться! И пора приниматься за дело! Как-то пытаться обезопасить ее положение. То, что стены его квартиры – плохое укрытие, понимали оба. Нужно было устранять проблему, а не запираться на все замки.
– Я? Я ни при чем. Но Марго думала иначе. И, кажется, она еще кого-то успела в этом убедить.
– Думаешь?
– Почему-то Ингу убили, Сережа! – не без раздражения напомнила ему Эмма.
– Может, ее и хотели убить! – возразил он с жаром, все еще надеясь на это.
– Ага! И почему-то непременно в моем подъезде это решено было сделать, да? Сестру могли убить в любом другом месте, если ее караулили. А тут ясно, что караулили меня. И просто перепутали.
– Не понимаю!
– Чего тут не понять? Ингу караулить у моего дома – глупая затея. Она появлялась стихийно. Когда хотела, тогда и приезжала.
– Иногда – и когда не хотела, – Сергей напомнил, как однажды Марк выставил жену из дома из-за важной деловой встречи.
– Вот! И что? Снова станешь возражать?
– Да нет, не стану, просто думать об этом страшно. Очень страшно! – Он поймал все же ее пальцы губами, начав их целовать с жадной нежностью. – Тебя если не станет, Эмма, меня ведь тоже не будет.
Он сказал это таким простым, таким обыденным тоном, что она ему сразу поверила.
Он все еще любит ее! Он не уверен, он, может быть, и зол на нее, но он все еще ее любит. Так смотреть, как он смотрел на нее, когда она поедала его картофельную запеканку, может только любящий человек. Молчит, смотрит и боится. Боится спросить о чем-то, а вдруг это лишнее. Вдруг нарушит тот хрупкий мир, который они решили заключить. Боится угадывать ее настроение. Вдруг ошибется и снова все испортит. И даже тронуть ее боится. Украдкой так, будто воруя, пальцы ее целовал.
Смешной! Она-то, она соскучилась по его телу. Только сейчас поняла, что соскучилась. По тому соскучилась, с какой нежной, загнанной в рамки приличия одержимостью он всякий раз любил ее. Как оберегал, с молчаливой настороженностью разгоняя над ее головой сгущающиеся тучи. Как заботился, пытаясь накормить вкусно, и чтобы она при этом лишних калорий не получала.
А она даже не пыталась хоть раз поговорить с ним! Ведь она даже не знает, что он любит! Не помнит его любимый цвет, и на какой фильм они ходили раза три, не помнит. И какое мороженое он любит, не помнит тоже.
Нет, дура дурой! Нашла себе от добра добро! Кого нашла-то?! Марка? Этот размазанный мыльный плевок, слова доброго не стоящий? Андрея? Авантюрного грубияна, желающего жить весело, беззаботно, но все время почему-то без нее?
– Сереж, что делать-то станем? – Эмма пристроила подбородок у него на плече, хотя стоять так, согнувшись, было и неудобно. – Меня ведь и у тебя найдут.
– Найдут.
Он вдруг начал задыхаться. От запаха ее духов. Ее щека прижалась к его щеке, а он не побрился перед ее приездом, не успел, а за день щетина успела стать грубой. И волосы ее скользнули ему за воротник рубашки, а он все еще помнил их след на своей коже. Мягкий такой след, будто от шелковой ленты.
– Эмма, мне сложно… – шепнул он ей в ухо.
– Я понимаю, спрятать меня…
– Я не об этом, Эмма! – простонал Сергей, все еще боясь тронуть ее. – Мне сложно рассуждать о чем-то, когда ты вот так рядом. Ты либо отойди от меня подальше, либо давай поговорим потом.
– Давай поговорим потом, – тоже шепотом ответила она ему.
…Она сбегала на кухню, хотя не ожидала от самой себя такой прыти, привыкла вышагивать чинно, и приготовила ему чай. Оказалось, что он любит зеленый без сахара с одной столовой ложкой молока. Надо же, а она не помнила этого совсем. Или не замечала.
– Вкусно?
Поджав под себя ноги, Эмма сидела на кровати возле его пяток, с жадным вниманием наблюдая, как он делает первые глотки.
Пусть только попробует сказать, что у нее ничего не вышло. Она же старалась!
– Замечательно, – он зажмурился от удовольствия.
– Правда?
– Не вру! – Он мотнул головой, не отрывая от нее взгляда. – Я вообще тебе никогда не врал, ты только этого не замечала.
– Ну, прости! – Она втянула голову в плечи. – А какое ты мороженое любишь, Сереж?