Завтра война
Шрифт:
Во-вторых, следовало решить вопрос о том, чем наполнять шар, буде такой вообще удастся изготовить.
«Можно, конечно, наполнить его горячим воздухом. Соорудить примитивную горелку и все такое прочее. Но будет ли достаточно одного теплого воздуха, чтобы обеспечить хорошую летучесть шара при таких скромных его объемах, какие рисуются при взгляде на количество ткани?» – спрашивал себя конструктор.
В-третьих, следовало сделать корзину, где будет находиться воздухоплаватель, то есть он, Эстерсон.
А также сплести из парашютных строп сетку, которой
Плести корзины Эстерсон не умел. А потому было решено использовать в качестве корзины надувную лодку. Что же до вопроса о том, чем наполнить шар, то и эту проблему конструктор решил. Ясно ведь, что наполнять нужно гелием.
А в качестве источника этого газа можно использовать диковинные грибы-дождевики, в изобилии растущие на полуострове.
Еще за два дня до того Эстерсон вычитал в «Энциклопедии», что, будучи продырявленным, местный пупырчатый гриб-дождевик исторгает из себя, словно надувной мячик, небольшую порцию чистого гелия. «Энциклопедия» также сообщала, что, к сожалению, промышленного значения это фелицианское чудо не имеет.
«Небось слишком дорого обошелся бы ручной сбор грибов в местных лесах», – позлорадствовал Эстерсон.
Каждый дождевик давал около пяти кубических дециметров газа. Таким образом, одной большущей кучи грибов, которых, на счастье, в тенистых и влажных уголках леса росло вдосталь, должно было хватить для того, чтобы без проблем наполнить целый шар.
Когда зудение вертолетов над его головой наконец прекратилось, он не сразу заметил это, поглощенный необходимыми расчетами.
Только через два дня он осознал, что посланцы «Дитерхази и Родригес», похоже, убрались восвояси.
После этого Эстерсон засучил рукава и принялся за работу.
Скука отступила. Тоска по обществу – тоже. Лишь выкладываясь до конца, Эстерсон чувствовал себя самодостаточным, счастливым, полноценным.
Он трудился над шаром от рассвета и до наступления сумерек с небольшими перерывами на обед.
Да, деньги, отведенные на операцию по поимке Эстерсона, окончились и поиски беглеца прекратились. Но конструктор остался к этому факту совершенно равнодушен. Теперь у него были заботы поважнее. Да и времени радоваться у него не было. Даже по ночам ему снились летающие исполины. В последний раз такое случалось с ним во время работы над первым прототипом «Дюрандаля».
Прошло две недели, и шар состоялся как факт физической реальности.
Его припухшее оранжевое тело теперь было разложено на поляне, тщательно очищенной от всего, что могло проколоть или повредить деликатную ткань.
Под раскидистым платаном громоздилась гигантская пирамида грибов-дождевиков – три дня Эстерсон потратил на то, чтобы собрать и доставить их к месту старта.
Палатка была трансформирована в лодку лишь этим утром. И надута она была до каменной твердости.
Внутри нее и рядом с ней находились многочисленные мешочки с балластом, сшитые из остатков ткани, а также множество камней – от маленьких до настоящих валунов, обвязанных лианами (все парашютные стропы пошли на обнимающую шар сетку и тали управления). Эти камни должны были удерживать наполненный шар и корзину до момента взлета.
Эстерсон с гордостью оглядел свое воздухоплавательное хозяйство.
– Не хуже, чем делали восемьсот лет назад! – вслух заключил он.
На радостях он позволил себе сигарету, что в последнюю неделю делал нечасто, пытаясь растянуть удовольствие на возможно более долгое время.
Эта сигарета была одной из четырех последних. Эстерсон очень надеялся, что на материке, буде его приземление пройдет успешно, ему удастся встретить хоть одного заядлого курильщика.
«Может быть, сирхи тоже курят?» – надеялся Эстерсон.
Ему мучительно не хотелось отказываться от своей вредной привычки. Особенно здесь, на Фелиции. Может быть, потому, что курение было одной из немногих повседневных практик, роднивших его с прошлым, с миром обычных людей, людей, среди которых он вырос и состоялся как личность.
Бросать курить теперь? После того как он «бросил» уже столько всякого – пить кофе, болтать по вифону, флиртовать с сеньорой Талитой, ругаться с кретином Марио, мусолить справочники по сопромату и протоколы испытаний? Разве это не комично?
Вдруг Эстерсон подумал о своих бывших коллегах – среди них были хорошие люди, были даже друзья.
«Интересно, что сказал бы Грузинский, если б увидел меня здесь, возле кучи этих вот грибов, рядом с шаром? А Пес? Что бы сказал Пес на это? Наверное, обозвал меня опасным психом, читавшим в детстве слишком много древних приключенческих романов?»
Эти мысли заставили Эстерсона улыбнуться. Как мало значили для него теперь чужие мнения!
Утром следующего дня конструктор зарегистрировал устойчивый юго-восточный ветер. Тот самый, который был его союзником, когда он убирал с плато катапультируемое кресло и стойку шасси.
Это означало, что ждать больше нечего.
«Сегодня!» – решил он.
Спустя три с половиной часа все собранные дождевики были выпотрошены, а шар вырос до гигантских размеров. Сразу в нескольких местах гелий тихонечко сочился сквозь обшивку шара – как ни старался Эстерсон, а сделать шар полностью герметичным при помощи одного лишь скотча ему не удалось.
«Впрочем, какая разница? На пять километров его хватит, а больше мне и не требуется!» – успокаивал он себя.
Роланд в последний раз проверил наличие и вес балласта в корзине.
Положил в корзину рюкзачок.
Обвязал вокруг пояса тали, при помощи которых он планировал уменьшать объем шара, чтобы приземлиться.
Окинул пристальным взглядом поляну – ничего ли не забыл?
Помедлив еще минуту, Эстерсон решительно извлек из-за пояса нож и перерезал самую толстую веревку, сплетенную им из древесных волокон вперемешку со шнуром парашютных строп. Веревка соединяла шар с пучком таких же веревок, но потоньше, каждая из которых оплетала камень – это был его якорь.