Завтра
Шрифт:
— Ах, не страшно? А счет больше чем на десять тысяч тоже не серьезно?!
— Конечно, сумма значительная, но…
— Разбирайтесь с этой суммой как знаете, Ловенстайн! Но я требую, чтобы все было улажено к концу дня! — прошипел он и, угрожающе направив на нее палец, прибавил: — А иначе вон отсюда!
Не дожидаясь ответа, шеф резко повернулся и исчез за дверью.
Эмма несколько секунд приходила в себя, обескураженная яростным нападением. Бенедикт был сомелье старой школы, он считал, что женщинам нечего делать в винных погребах. Свою помощницу он терпеть не
Эмма смотрела на счет и мучительно соображала, кто бы мог ее так подставить? Питер Бенедикт был недоброжелательным, злопамятным, но он не был сумасшедшим и не мог затеять такую махинацию.
«Так кто же?»
Заказанные вина выбирались не наобум. Именно этим маркам она отдала предпочтение и рекомендовала их на прошлой неделе, беседуя с журналистом из журнала «Обозреватель вин», который готовил для своего журнала статью о молодых сомелье. Теперь Эмма старалась припомнить, был ли еще кто-то в отделе прессы и коммуникаций, когда они там беседовали.
«Ромуальд Леблан!»
Взволнованная, Эмма чуть ли не бегом выбежала из погреба и поднялась на лифте в администрацию. Не называя себя, сказала, что хочет поговорить со стажером, который был нанят рестораном для сбора информации. Ей назвали номер кабинета, и она быстро вошла туда и плотно закрыла за собой дверь.
— Только между нами, очкарик!
Ошеломленный неожиданным вторжением, Ромуальд Леблан чуть было не подпрыгнул перед экраном своего компьютера. Прыщавый бледный юнец с сальными волосами, подстриженный под горшок, в больших квадратных очках в тяжелой оправе. Сандалии на босу ногу, рваные джинсы, сомнительной чистоты толстовка с капюшоном и футболка «Марвел».
— Добрый день, мисс… э… Ловенстайн, — поздоровался он с ней с французским акцентом.
— Я вижу, ты узнал меня, и для начала это совсем неплохо, — произнесла она с угрозой в голосе и подошла к нему поближе.
Взглянула на экран компьютера и прибавила:
— Значит, ресторан тебе платит за то, чтобы ты пускал слюни перед фотками голых дамочек?
— Нет, конечно, мадам, но… У меня перерыв.
Подростку-французу было явно не по себе, и, желая придать себе уверенности, он откусил большой кусок от начатого шоколадного батончика, что лежал у него на столе.
— Прекрати сейчас же жевать, таракашка, — распорядилась Эмма, достала из кармана счет и помахала им перед носом юнца. — Ты сделал этот заказ? Отвечай!
Паренек сгорбился и опустил глаза.
— Ты! Это сделал ты! — продолжала настаивать Эмма. — Ты слышал наш разговор с журналистом! Ну! Так или нет?
Ромуальд сидел молча, и Эмма повысила голос.
— Послушай меня, желторотая бестолочь, я не собираюсь из-за тебя терять свою работу! Ты можешь молчать и дальше, но в таком случае я иду в администрацию, прошу обратиться в полицию, и ты будешь объясняться с копами!
Угроза познакомиться с полицией подействовала на мальчишку как удар электрического тока.
— Нет! Прошу вас! Да… это я. Вы так расписывали эти вина, что мне захотелось их попробовать.
— Попробовать?! Вина, каждое из которых стоит больше трех тысяч долларов за бутылку?! Нет, ты на самом деле кретин, и в голове у тебя манная каша! И как же ты их заказал?
Ромуальд кивнул на компьютер.
— Проще простого! Все ваши компы да и вообще вся система не охраняется. Две секунды, и я уже в базе данных бухгалтерии вашего ресторана.
— А где бутылки? — спросила Эмма, почувствовав, что сердце у нее замерло. — Ты их открыл?
— Нет, они вон там, — сообщил Ромуальд и поднялся со своего места. Он доплелся до металлического шкафа и вытащил оттуда ящичек из светлого дерева с тремя драгоценными бутылками.
«Слава тебе господи!»
Эмма тщательнейшим образом осмотрела каждую, все три были в целости и сохранности.
Она немедленно позвонила в фирму поставщика, сообщила, что заказ из «Императора» был пиратским, и предложила за свой счет отправить полученное вино обратно с тем, чтобы счет был аннулирован. Она почувствовала величайшее облегчение, когда ее предложение было принято.
Несколько секунд она наслаждалась ощущением, что все неприятности позади и работу она не потеряла. Потом вспомнила о вечернем свидании, и сердце у нее защемило. Желая себя подбодрить, она взглянула на свое отражение в зеркале, и настроение у нее испортилось окончательно. Выглядела она отвратительно. Тусклые волосы, уродская стрижка. Нет, с такой прической нельзя понравиться молодому преподавателю из Гарварда. Эмма тяжело вздохнула и вспомнила о юном стажере.
— Знаешь, я все-таки обязана сообщить о твоем проступке начальнику по кадрам. Нарушение очень серьезное.
— Нет, прошу вас! Только не это!
Паренек раскис, на глазах появились слезы.
— Плачь, плачь, — со вздохом посоветовала Эмма, — писать меньше придется.
Но все-таки протянула ему носовой платок и дождалась, пока он успокоится.
— Сколько тебе лет, Ромуальд?
— Шестнадцать с половиной.
— Откуда приехал?
— Из Бона, это город на юге от Дижона, там…
— Я знаю, где находится Бон. Несколько сортов прекрасных французских вин производят как раз в твоем районе. И сколько времени ты работаешь в «Императоре»?
— Две недели, — ответил он, снимая очки, чтобы вытереть глаза.
— Тебя интересует эта работа?
Ромуальд помотал головой и показал подбородком на компьютер.
— Не, меня только машинки интересуют.
— Компьютеры? — уточнила Эмма. — А почему ты тогда очутился в ресторане?
Паренек рассказал, что его подружка после бакалавриата уехала в Нью-Йорк в семью «на равных», чтобы работать и учиться.
— И она тебя бросила? — догадалась Эмма.
Он молча кивнул.
— Родители знают, что ты в Америке?