Завтрашняя запись
Шрифт:
Только Анджелалти оставался спокойным. Он взял камень большим и указательным пальцами, повернул его так и этак… приложил к месту над центральным зубцом Трезубца.
Полыхнули зеленые молнии, загремел далекий гром. Несколько камней на Трезубце вспыхнули и рассыпали искры, вдоль проводов пробежал призрачный свет.
Анджелалти вынул камень из паза и смазал это место эпоксидным клеем. Отодвинув чашку с кисточкой, он посмотрел на Свидетеля.
— Это может закончить всю Память, друг.
— Не думаю, Анджелалти, — отозвался тот, не отрывая глаз от Трезубца. — Ты — Вождь с множеством сил. Искатель поразительной смелости.
— И потому Богиня будет меня любить, — иронично сказал Анджелалти. — Посмотрим.
Он плотно прижал камень к клею.
Корабль исчез в полотне зеленого грома, и Корбиньи отшатнулась назад и вниз, в шум, огонь и ужас. Кто-то возглашал безумную осанну, а еще кто-то звал ее по имени.
— Корбиньи!
Ее имя прозвучало снова, отрывисто, словно приказ — и его сопроводила резкая пощечина. Значит, это не был приказ, потому что никто из Экипажа не посмел бы ее ударить. Они все прекрасно знали ее, и знали, чего она не потерпит.
— Корбиньи!
Опять тот же голос, резко прозвучавший на грани узнавания. Она открыла глаза — больше из желания увидеть того глупца, которому столь страстно захотелось заиметь сломанную руку, чем из-за приказного тона.
— Так.
Лицо Анджелалти, грязное и осунувшееся, наклонялось над ней — почти на расстоянии поцелуя. „Как это на него похоже, — подумала она устало, выбрать вместо этого удар“.
— Так, — с трудом отозвалась она и попыталась сесть. Но удивительно нежные руки удержали ее за плечи.
— Полежи немного, Корбиньи. Ты ударилась головой — и только благодаря удаче ее себе не раскроила. Но этого хватило, чтобы тебя оглушить, и…
— Мой корабль! — бесцеремонно оборвала она его, как только к ней вернулась память. — Что эта проклятая штука сделала с моим кораблем, Анджелалти?
Она оттолкнула его. Он убрал руки, и она села, хотя в ушах у нее зазвенело от напряжения, а в глазах все расплывалось.
— Корабль вроде бы невредим, — отозвался он на удивление мягко.
— А ты был на мостике? — огрызнулась она. — Ты провел проверку систем? Это… чудовище глотает мой корабль, а ты говоришь мне, что он невредим? Скажу тебе прямо, кузен, по-моему, проглочен не только мой корабль.
Его щеки ярко вспыхнули, а губы угрожающе сжались.
— И что эти прямые слова должны означать?
— Только то, что он захватил власть над твоим разумом, сделал свое существование самым главным, так что ты готов рисковать Кораблем, Капитаном и — да! — даже Экипажем, чтобы оказать ему помощь. „Будь проклят твой Корабль“, — осмелился ты сказать мне, Анджелалти, помнишь? Ну а я говорю: будь проклята эта глупая палка! Выброси ее в космос и покончи с этим. Прекрати играть с предназначением — у тебя есть предназначение! У тебя есть люди, которым ты нужен, которые ждут твоего появления! Всего семь часов — и ты будешь дома…
— Дома. — Его губы стали жесткими — как и его взгляд. Он повернул голову и бросил через плечо: — Ты слышал мою кузину, друг? Она утверждает, будто Каратель проглотил и ее корабль, и меня.
— Воспоминания не говорят о том, чтобы Каратель проглатывал кого-то, кроме врагов, Анджелалти, хотя Вожди и Искатели мужественно погибали, стремясь вместе с ним согнуть событие.
Последовала короткая пауза, во время которой Корбиньи безуспешно пыталась увидеть его за спиной у Анджелалти.
— Что до корабля — то он весь вокруг нас. То, что Каратель попробовал его вкус, не вызывает сомнения. Только проснувшись к своей полноте, он пожелал получить информацию относительно своего пребывания внутри события. То, что Каратель глотал корабли, — это Память подтверждает. Однако Свидетельство не подтверждает теории о том, что этот корабль был проглочен.
Анджелалти устремил на нее глаза, которые были яркими, как сапфиры, и твердыми, как сапфиры.
— Удовлетворена?
— О, безусловно! — воскликнула она, откатываясь в сторону и поднимаясь на ноги вопреки протестам всего тела. — Я поверю на слово безумцу, который утверждает, будто обладает памятью тысячелетней давности, и приму его утверждение, что мой корабль остался невредимым и что вот это… — тут она указала на Трезубец, который теперь спокойно лежал среди мусора, окруженный пауками, — …мой лучший друг, и я могу доверять ему, как своему Капитану! Мое сердце успокоилось, Анджелалти: видишь, какая я спокойная и безмятежная. Через семь часов ты дома, и я умываю руки от вас обоих!
Она повернулась в сторону коридора, поддев ногой упавшую чашку.
— Корбиньи Фазтерот!
Свидетель смотрел на нее блестящими карими глазами.
— Ну, что еще умного ты придумал? — огрызнулась она.
— Я только хотел сказать, что Воспоминания, из которых я черпаю, гораздо древнее тысячи ваших стандартизованных лет, — сказал он спокойно. — Мне показалось, что тебе следует об этом знать.
Она закрыла глаза и набрала воздуха, собираясь ответить ему — одним богам известно, что именно.
— Скорее всего Саксони Белаконто уже сейчас направляется на Биндал, — сказал Анджелалти.
Она повернулась к нему, широко открыв глаза.
— Меня не касается, куда эта сука направится — главное, чтобы она не добралась до Корабля.
— Она будет терроризировать Биндальчи, — настаивал Анджелалти, словно это имело какое-то отношение к ней — или к нему. — Она будет убивать ради хезернима, порабощать тех, кто не погибнет…
— Ты забыл о Синдикате, — слащаво напомнила ему она. — Биндал хорошо защищен.
Он нетерпеливо отмахнулся от этих слов, быстро встал на ноги и надвинулся на нее с решительным лицом и взглядом.
— Мы должны лететь на Биндал, — сказал он медленно и мучительно спокойно. — Мы обязаны вернуть Телио Карателя и Свидетеля. Из рядов Биндальчи появится Искатель. Схемы Карателя восстановлены, он функционирует как положено. С ним Искатель и Биндальчи смогут отразить Ворнета. — Он помолчал и повторил: — Мы должны лететь на Биндал.
Корбиньи вздохнула.
— Ну что ж, если ты должен, Анджелалти, то кто я такая, чтобы сказать тебе „нет“? Я только исполняю долг, который поставила передо мной Исполняющая обязанности Капитана и Первый Помощник Мейл Фазтерот. Этот долг состоит в том, чтобы привезти ей Будущего Капитана Анджелалти Кристефиона, чтобы его Экипаж узнал его, а он смог бы заняться делом, для которого он предсказан.