Зазеркалье
Шрифт:
«И все же я – прелестное создание, – думала она. – Создание из кости, золота и пламени, и никто не может причинить мне вреда».
«Я не такая, как сказал тот мужчина в туннеле. Я вовсе не Алиса».
– Куда ты идешь?
Вопрос поразил ее, потому что сначала Элизабет подумала, будто к ней обратился один из многочисленных прохожих, но тут же вспомнила о мыши. Она посмотрела на карман платья и увидела, что мышонок тоже смотрит на нее этими своими удивительными зелеными глазками. У мышей не должно быть таких
– Мне казалось, ты хочешь выбраться из Старого города, – сказал мышонок.
– Хочу.
– Тогда ты определенно идешь не в ту сторону. Этот путь ведет обратно на площадь.
– Знаю.
– Куда же ты тогда направляешься, маленькая Алиса?
– Я не Алиса, – возразила Элизабет, только на сей раз довольно рассеянно.
Она вслушивалась в напевный зов искрящейся пурпурной штучки. Возможно, это какая-то драгоценность? Только драгоценности так блестят.
И вот перед ней вытянулся проулок – безобидный на вид проход между двумя зданиями.
Появление человека с птичьим хвостом казалось теперь уже очень далеким, чем-то, что случилось давным-давно, с совсем другой девочкой по имени Элизабет.
Она смутно осознавала, что сейчас привлекает к себе внимание. Что на нее глазеют, замышляя и вожделея.
Но эти взгляды не волновали ее. Элизабет не собиралась опять попадаться в плен. Единственное, что заботило ее сердце и разум, – поиск сверкающей пурпурной драгоценности. Которая, в отличие от мужчины с птичьим хвостом, не могла от нее убежать.
Элизабет шагнула в проулок.
– Нет, не думаю, что ты должна это делать, – в голосе мышонка отчетливо звучала тревога. – Там нет ничего, с чем стоило бы связываться маленькой девочке.
Элизабет слышала слова мыши, но их смысл ускользал, палой листвой слетая на землю.
В переулке было прохладно и тенисто, но не так темно, как в туннеле. Элизабет видела и каждый кирпич в стене, и серовато-белую известь в щелях между этими кирпичами, скреплявшую их. Кроме нее, в проулке никого не было.
Значит, драгоценность достанет только ей, ей одной.
Шум улицы почти мгновенно затих, едва девочка двинулась к пурпурному предмету. Теперь он не просто пел ей – будь он человеком, он неистово махал бы рукой, подзывая ее. Он посылал сигналы, расшифровать которые могла лишь Элизабет.
«Никто не слышит его, кроме меня. И никто, кроме меня, не знает о нем».
Но мышонок тут же опроверг это утверждение, заявив:
– Держись подальше от этой штуки, Элизабет Вайолет Харгривс.
Имена обладают силой, особенно когда тебе всего девять лет. Когда Элизабет слышала, как кто-то произносит ее полное имя, да еще таким властным тоном, все внутри нее обрывалось, ведь это обычно означало, что она сделала что-то не так и взрослые обнаружили ее проступок.
Вот и сейчас мышка перечислила все ее имена и фамилию, и это заставило Элизабет остановиться, как не смогло бы заставить ничто другое, и тем самым разрушило чары зовущей песни.
Элизабет очень, очень рассердилась и, заговорив с мышкой, не могла скрыть своего гнева:
– И что же об этом знаешь, а, маленькая мышь?
– Я знаю куда больше, чем ты думаешь, маленькая девочка, – ответил мышонок, и говорил он сейчас совсем не как мышь. – Я знаю, что Алиса победила его, спрятала в склянке и вынесла прочь из Города. Поэтому сейчас его, взывающего к тебе, вообще не должно быть здесь.
– Опять Алиса! – выкрикнула Элизабет. – Довольно с меня Алисы, и тебя с меня довольно! Если я решила увидеть, что это за драгоценность, тебе меня не остановить. Ты всего лишь маленькая мышь!
И Элизабет вытащила мышку из кармана и опустила ее на землю – нет, не грубо, потому что не хотела причинять ей боль, а хотела только, чтобы она прекратила докучать ей.
– Беги-ка отсюда, мышка. Уверена, кто-нибудь оставил тебе немного крошек.
Элизабет отвернулась, не обращая внимания на возмущенный писк, доносящийся откуда-то из района пряжки ее туфельки. И хотя девочка почувствовала легкий укол сожаления – все-таки зверек пытался ей помочь, – она решила, что не станет подбирать его. Она так устала от этой истории с Алисой.
«И мышка вовсе не была милой: она сказала, что мама с папой завели тебя, только чтобы заменить Алису. Как будто они вышвырнули Алису на помойку вместе с мусором, а это, конечно, не так, это все неправда».
Сверкающая штучка становилась все ближе и ближе. Нет, она совсем не была похожа на белохвостого человека-птицу, который все время исчезал вдалеке, как Элизабет ни старалась его догнать.
По спине девочки пробежала дрожь предвкушения. Несмотря на то что она узнала о существовании пурпурной драгоценности меньше часа назад, ей казалось, будто разум ее был занят этим предметом много дольше. Как будто знание о нем всегда хранилось в ее голове, скрываясь где-то между мыслями о тех местечках в спальне, где можно прятать сдобные булочки так, чтобы их не нашла мама, и о том, как отомстить Полли за то, что та рассказала маме о ее последнем укромном уголке.
Чем ближе подходила Элизабет, тем больше подробностей обретали четкость, как будто она смотрела в подзорную трубу. Сверкающая штучка оказалась стеклянной баночкой, очень маленьким пузырьком, с запечатанным горлышком. Склянка стояла в самом центре деревянного столика. Но девочка все еще не могла разобрать, что же находится там внутри, под стеклом.
Трепет возбуждения объял ее. Скоро она увидит то, что ее зовет, то, что блестит, и подмигивает, и машет ей. Положит это в карман, унесет домой, и оно будет принадлежать ей вечно.