Зазеркальная Империя. Трилогия
Шрифт:
— Саша!…
Робкий рассветный луч защекотал лицо Александра и разом пробудил. Сразу вспомнилось все, окатив волной смешанного чувства стыда, раскаяния и огромного, прямо-таки вселенского счастья. Осторожно, чтобы не потревожить сон крепко спящей женщины, Бежецкий приподнял голову.
Рядом, доверчиво положив голову на сгиб его руки, сладко спала Матильда, и счастливая улыбка играла на ее припухших губах. При виде женщины, столь беззащитной и прекрасной, ротмистра пронзило такое острое сожаление, что она принадлежит не ему, что он чуть не застонал. Он уже понимал, что стремительная ночная скачка, объятия и затянувшийся, кажется, на века, поцелуй, а затем яростная борьба нагих страстных тел — все это лишь мимолетный подарок судьбы, не сулящий ничего,
Внезапно пушистые ресницы вздрогнули, и на Александра глянули бездонные зеленые омуты глаз, скрутив и отняв даже малейшее желание сопротивляться…
4
Бекбулатов проснулся оттого, что заложило уши. Самолет довольно резко снижался, прорывая похожие на взбитые сливки плотные облака. Полет подходил к концу, и Владимир, в силу природной живости с трудом переносящий всякого рода неподвижность, воспрянул духом. Забывшись спросонья, штаб-ротмистр потянулся затекшим от сна в сидячем положении телом и, не удержавшись, чертыхнулся от резкой боли в покалеченных ребрах. Несмотря на бодрость, артистически продемонстрированную перед отлетом Бежецкому, приехавшему в аэропорт проводить друга, и соответствующую моменту анестезию в виде изрядной дозы “шустовки”, принятой сразу же после взлета, ребра ныли немилосердно. Срочно требовалось лекарство!
Владимир, на этот раз со всей осторожностью, слегка привстал в кресле, увидел бортпроводницу с внешностью рекламной дивы и призывно пощелкал в воздухе пальцами. Спустя несколько секунд у подлокотника кресла замерла сверкающая никелем тележка, уставленная разнокалиберными бутылками, а сама дива дежурно радушно сверкнула безупречным рядом зубов:
— Коньяк? Шампанское? Сельтерская?
Бекбулатов выбрал “соточку” любимого напитка и, чтобы не выглядеть совсем уж неотесанным мужланом, со всей учтивостью предложил соседке разделить с ним выпивку. По легенде он, казанский промышленник средней руки, имевший деловые интересы по всей России, не был испорчен великосветскими манерами.
Соседка, весьма пожилая дама, держащая на коленях микроскопического мопсика в устрашающих размеров наморднике и хорошо помнящая, вероятно, самое начало позапрошлого царствования, со всем возможным в таком хрупком и немощном тельце возмущением глянула на Владимира так, как будто хотела сжечь его на месте. В ее выцветших до бесцветности глазах читалась такая неприязнь, что Бекбулатов едва не подавился коньяком. Еще бы: здоровенный мужик, явный простолюдин да еще к тому же татарских кровей, способный не только сладко спать в этом летающем фобу, но и поглощать в неумеренных количествах спиртное! Как только таких вообще пускают в аэропланы, да еще в первый класс!
Однако, несмотря на добавку в виде пышущей яростью старушенции, неплохой коньяк быстро возымел свое благотворное действие, и боль в потревоженном боку несколько улеглась. В иллюминаторах уже показался стандартный унылый пейзаж аэродромной зоны отчуждения и замелькали плиты посадочной полосы. Владимир приготовился было к знакомой вибрации, вытрясающей душу, но самолет коснулся земли и побежал, замедляя ход, неожиданно мягко. Видимо, за пару лет, прошедших после последнего визита Бекбулатова в столицу Каменного Пояса, местные власти успели реконструировать аэропорт, по крайней мере, привести в божеский вид взлетку.
Взревели в последний раз турбины, и появившийся на телевизионном экране передней стены салона кинозвездный пилот (явная видеоподделка в угоду некоторым стареющим пассажиркам), белозубо улыбнувшись, сообщил, что самолет авиакомпании “Крылья России” совершил посадку в аэропорту Кольцове города Екатеринбурга, столицы одноименного наместничества, а пассажиров просят… и прочая, и прочая, и прочая.
После некоторой неизбежной в России волокиты подали трап, и пассажиры, дисциплинированно изнывавшие на своих местах, организованно потянулись к выходу. Бекбулатов не торопился, тем более что на гостеприимной уральской земле его никто не встречал. Дабы загладить причиненные соседке неудобства, Владимир галантно предложил ей руку, чтобы
Владимир спустился по трапу одним из последних, по пути привычно выцыганив телефончик у приглянувшейся ему симпатичной бортпроводницы, удачно оказавшейся незамужней. Багажом штаб-ротмистр себя обычно не обременял, в здании аэровокзала делать ему было совершенно нечего, поэтому, не заходя в душный автобус, куда набивались пассажиры, он бодрым шагом направился прямиком на автостоянку, где его уже должен был поджидать “Русско-Балтийский” 550-й серии (гулять так гулять), предусмотрительно заказанный и оплаченный еще вчера в Питере.
Как и следовало ожидать, шикарный автомобиль оказался на месте. Вокруг него, протирая и без того сверкающие детали, суетился парнишка в ярко-зеленой курточке и такой же кепке с эмблемой прокатного агентства. Завидев уверенно приближавшегося столичного даже на вид гостя, мальчишка сорвал кепи и с поклоном почтительно распахнул дверцу авто. Владимир, плюхаясь на прохладную кожу сиденья, лишь важно кивнул ему. Осмотревшись, покрутив руль и пощелкав многочисленными клавишами, Бекбулатов повернул ключ зажигания, сунул рассыпавшемуся в благодарностях парнишке скомканную трехрублевую купюру на чай и рванул с места. В столице Урала у него пока дел не было (сначала работа, господа, а развлечения потом-с…), поэтому сразу от аэропорта он по эстакаде вывернул на нужную ему трассу.
Красавец-автомобиль, едва слышно гудя мощным многолошадным двигателем, мчался по прямому как стрела автобану Екатеринбург-Челябинск, без малейших усилий оставляя позади редкие попутные машины. Несмотря на второй час за рулем, Владимир совсем не утомился. Он любил уральские дороги. Наверное, только здесь да еще в Сибири можно было так отдохнуть за рулем, проносясь на хорошей скорости десятки километров и почти не встречая населенных пунктов. На отличной трассе (продукте дорожного бума шестидесятых, не заковавшего в бетон и асфальт, вероятно, только лесные тропинки и болотные гати) при скорости в сто тридцать километров в час “пятьсот пятидесятый” шел даже не покачиваясь. Как говорится: поставь на капот стакан воды, не прольется ни капли. Увлекшись полетом, а иначе подобную езду и не назовешь, штаб-ротмистр мурлыкал под нос что-то бравурное, хотя на передней панели, естественно, наличествовали и радиоприемник, и проигрыватель с солидной пачкой лазерных дисков, закрепленных рядом в зажиме. Одним из пунктиков Бекбулатова было то, что за рулем он, ярый меломан в обычных условиях, не признавал никакой музыки. На многочисленные вопросы и подначки знакомых Владимир стоически объяснял: “Каждый подданный Российской Империи имеет право на энное количество собственных, только ему присущих заморочек…” На самом деле (и в этом Бекбулатов не признался бы и самому себе) он панически боялся уснуть за рулем, так как именно попса и именно в этих условиях действовала на него как сильнейшее снотворное. При первых же звуках легкой музыки вкупе с гипнотизирующим урчанием мотора перед его глазами вставало страшное видение из раннего детства — “обнявший” столб покореженный автомобиль, сирены карет “скорой помощи”, пятна крови на мостовой и страшные слова матери: “Задремал за рулем…” Бр-р-р!
Однако спустя какое-то время Владимир почувствовал некоторый дискомфорт. Устать-то он не устал, но… Завтрак на борту “Добрыни Никитича”, подаваемый белозубыми нимфами в голубой униформе, хотя и довольно изысканный, излишней сытностью не отличался и здорового желудка тридцатипятилетнего офицера, причем не кабинетной службы, отнюдь не обременил. Кстати, и другие потребности здоровому организму Владимира были совсем не чужды, а на обочине… Фу, господа, какое плебейство! Поэтому, завидев одну из многочисленных автозаправок вездесущих “Братьев Нобель и Ко”, облепленную разнокалиберными палатками и ларьками, как сентябрьский пенек опятами, штаб-ротмистр решительно повернул рулевое колесо.