Зажигая звезды
Шрифт:
Так же стало понятно, почему никто не приходил меня навещать — а некому. Лиза оказалась сиротой при живых родителях, отец сидел, мать была алкоголичкой, а сама девочка уже лет пять как жила в приюте, после того, как её родителей лиши прав на неё. А, нет, один раз приходила женщина из приюта, поздравила меня с «приходом в себя», нахмурилась после известия об амнезии и свалила.
Самой Лизе оказалось всего тринадцать лет. Внешность я оценить никак не мог, в зеркальце, что на минутку показала мне тётя Люба (это так попросила называть себя жирная медсестра), отразилось что-то лысое, опухшее, с заплывшими глазами. Правда,
Этот мир, кстати, оказался не тот, в котором я жил изначально, как мне пришло в голову. Это стало понятно по портрету какого-то сурового мужика в военной форме, что висел над входом в палату, с орденами и развесистыми усами (под носом, а не на форме), опирающегося рукой на эфес сабли, а взглядом смотрящего куда-то в бесконечность. Тётя Люба пояснила мне, что это ныне здравствующий государь-император Фёдор Михайлович Романов. И мне это стоит запомнить, потому что такие вопросы могут интерпретировать по-всякому, даже от маленькой девочки.
А что я девочка маленькая, убедиться получилось ещё недели через две, когда я первый раз встал с кровати. В свои тринадцать Лиза не дотягивала даже до полутора метров! Метр сорок, не больше, а после аварии и сломанной в труху ноги, скособоченная, так и того меньше.
Врач, что время от времени навещал меня, был весьма словоохотлив, но смысла в его словах было немного. На прямые ответы он предпочитал отшутиться, явно считая, что мне такие сведения не пойдут на пользу, а общая болтовня сводилась к «всё хорошо». Но так или иначе, я понял, что Лизе, а значит и мне, оставаться инвалидом до конца дней — слишком уж сильны были повреждения конечностей и таза, после таких только в коляске ездить, только чудом не повреждённый позвоночник позволял мне кое как стоять и ковылять по палате.
Ну нет! Это он пусть так думает! А я уже решил зажигать первым звёзды из созвездия Тела, они влияют и на телосложение, и на регенерацию. Парочки должно хватить, чтоб Лиза могла восстановиться. Конечно, было бы лучше, чтоб горело всё созвездие, но чего нет, того нет. Надо опираться на имеющееся, а не жаждать несбыточного.
Выписали меня через пять недель после того, как я очнулся. Уже получалось более-менее сносно ковылять на покалеченной ноге, даже без костыля, разум был ясен, а будущее туманно.
— Смотри, какая ты у нас красавица! — довольно журчала тётя Люба, поправляя надетый на меня сарафан, под которым были только трусы, ведь грудь отсутствовала как класс.
— Спасибо, тётя Люба. — я стойко переносил эти все нежности.
— Ну что ты, доченька, что ты. Смотри, а вот и за тобой уже идут!
И правда, из коридора больницы вынырнула та тётка, что приходила меня навестить разок, а с ней какая-то вполне себе смазливая деваха лет двадцати на вид, улыбчивая, энергичная и пышущая здоровьем.
— Привет, Лизка! — первой подала голос деваха. — Ты уже собралась? Хорошо! Мы как раз приехали тебя забирать!
— А вы?..
— А, я Таня! Можешь просто Таня! Ох, какая ты маленькая! Я думала, ты побольше будешь. — девушка осмотрела меня со всех сторон, будто какую-то зверушку.
— Лиза, скажи маркизе Леровской «Спасибо!», что она за тобой заехала! — строго сказала тётка.
Так эта деваха — маркиза? Надо же! Ну да, тут самодержавие не прервалось, СССР не появился, а сословия остались, хоть и довольно таки размылись в некотором роде. Так что в этом мире есть простолюдины и дворяне, у которых в руках сосредоточена власть. И которой они не кичатся, по крайней мере слишком уж публично, как мне рассказывала тётя Любя.
— Спасибо, госпожа! –я мотнул головой, изображая поклон, потому что с покалеченной ногой кланяться было бы слишком больно.
— Я тебе уже сказала — просто Таня. — погрозила мне пальцем девушка. — Ну, пошли, моя машина у входа!
— Да-да, пошли, Лиза. Я уже забрала все твои вещи. — женщина держала в руках пакет с моими вещами, не очень уж большой, прямо сказать.
— Простите, а вы кто? Не обижайтесь, пожалуйста, вы же в курсе — я потеряла память.
— Ну да. — слегка скривилась женщина. — Я твоя воспитательница в приюте, Лидия Ивановна Пронина.
— Хорошо.
— Ну всё, пошли, пошли! — потянула меня за руку Таня и буквально потащила на выход.
Деваха пёрла как трактор, проносясь по коридорам, а я тащился за ней. Врачи и пациенты расступались в стороны с поразительной быстротой, будто боялись Таню. Может, они её знают в лицо? Или у неё на одежде какие-то вензеля, а я просмотрел? Чёрт, тут надо аккуратнее быть!
Вообще может показаться странным, что за шестьсот лет я не приобрёл небесной мудрости или ещё что, но этот срок весьма обманчив. Большую часть времени, где-то процентов восемьдесят пять, культиваторы тратят на медитации и увеличение силы. А когда не заняты этим, то ищут всякие ресурсы для развития, дерутся и вообще занимаются разными малоинтеллектуальными вещами. Пока ты слаб, вся мудрость только в том, чтоб не попасться кому-то сильному. А когда ты силён, то вообще плевать на всё, просто делаешь, что хочешь — тебе всё равно никто не сможет помешать! Абсолютный принцип «сила есть — ума не надо». Какая тут мудрость?
Но в этом мире, чувствую, придётся вспомнить, как я выживал первые года на Континенте Небесного Ветра.
— Ух! — я вздохнул полной грудью. Вернее, какой была. — Свежий воздух!
— Ты что — не выходила из больницы всё это время?! — ужаснулась Таня.
— Ну, как-то не довелось. — промычал в ответ.
Выходить, блин! Да мне по палате больно передвигаться, какое уж «выходить». Лестница без посторонней помощи — непреодолимое препятствие!
— Как жалко. — Таня состроила сочувственную гримаску.
— Да ничего.
Её машина оказалась зализанным внедорожником, небольшим и розового цвета. Если бы я до сих пор был в мужском теле, то ни за что бы не сел в это!
— Моя прелесть! — с удовольствием представила машину Таня. — Мне её папа на восемнадцатилетие подарил!
— Наверное, твой папа тебя очень любит.
— Не без этого! Садись, на переднее сидение. Проедемся с ветерком!
С некоторым трудом забравшись внутрь, с облегчением уселся. Сидение было одновременно твёрдым и мягким, правда, подрегулировано для нормального человека, так что лишь моя макушка виднелась над краем двери.