Здравствуй, сапиенс!
Шрифт:
Виктор поднял глаза. Белорогий начальник снова был здесь.
В одну из бесед Виктор поинтересовался их именами. У них были имена — вернее, своего рода звания, потому что каждое имя имело смысловое значение. Это не удивило Виктора. Человеческие имена тоже ведь когда-то были просто словами, только слова закостенели, умерли и потеряли смысл. Никто теперь не вспоминает о том, что у римлян слово «Виктор» означало «победитель», а «леонид» у древних греков — «сын льва».
Имена сапиенсов не были мертвыми. Они менялись у них, если менялось поведение сапиенса, и служили предельно лаконичными характеристиками. У этого белорогого начальника
Виктор за эти дни уже привык к обществу своего собеседника, даже чувствовал симпатию к нему. Луч Мысли был очень трогателен в стремлении без конца развлекать его своими фильмами.
— Мне надо вернуться на Землю, — сказал Виктор, и в голосе его против желания прозвучали тоскливые, умоляющие нотки.
Луч Мысли, кажется, не понял его настроения — машина ведь не переводила чувств.
— Тебе, скучно, у нас? — спросил он.
Нет, Виктор, конечно, не скучал с ними. Эти умные, интересные, добрые и красивые существа нравились ему, но…
— Я здесь один… — сказал он наконец. — Люди чувствуют себя хорошо, когда они вместе.
— Мы, понимаем, тебя, — сразу же ответил сапиенс.
— Так что же вы решаете?! — почти крикнул Виктор.
Луч Мысли объяснил ему, в чем дело. Чтобы человек мог лететь вместе с сапиенсом, катер необходимо было серьезно переделать. Сапиенсу придется все это время: и в полете, и на Земле быть в третичном шаре. Лишь один шар после переделки катера сможет поместиться в нем. Лишь один сапиенс может лететь на Землю. Лишь десять земных дней может он там провести. За это время он должен передать людям знания сапиенсов и все узнать о Земле. Это очень трудно. Лететь должен он сам, Луч Мысли.
Эти вопросы и решали сейчас сапиенсы совместно с логической машиной корабля.
Они снова помолчали.
Виктор думал сейчас о Земле. Сапиенс, наверное — о своей далекой планете, которая доверила ему научные итоги экспедиции. Но и люди и сапиенсы хотели больше знать. Оба они думали и об этом.
Решение, принято, на, Землю, полетим ты и я.
Виктор глубоко, всей грудью вздохнул и закрыл глаза, прислушиваясь к радостным ударам сердца, потом одними губами спросил:
— Когда?!
— По, твоему, исчислению, времени, через, двадцать часов.
Это было, конечно, очень много — почти сутки!.. Но ведь катер необходимо переделать.
— Расскажи мне еще о вашей планете, — попросил Виктор.
Рассказывать Луч Мысли, кажется, мог без конца. На этот раз он посвятил беседу современным общественным отношениям сапиенсов.
Снова в воздухе замелькали картины.
Общество сапиенсов было единым.
Власти у них теперь не было вообще. Господство одного разумного существа над другим считалось недопустимым. Это противоречило принципу равенства. Некоторое, даже значительное различие в физическом и умственном развили не давало права на исключительность и превосходство, которые всегда заключала в себе власть. Господствовала у них лишь общественная необходимость. Ее выявляли логические машины, систематически изучая бесконечно сложные общественные процессы. Все важнейшие выводы логических машин контролировались советами оппонентов. Они состояли из самых авторитетных, самых мудрых сапиенсов, обязательно — лучших специалистов по вопросу, который требовал контроля.
Решения логических машин, утвержденные советами оппонентов, были не указами, не декретами, даже, собственно не решениями, скорее — просто выявленной необходимостью. Но не выполнить их ни одно общественное объединение, которые существовали у сапиенсов, ни один сапиенс не мог.
Виктор задумался.
Неужели они не знают свободы поступков и лишены радости удовлетворять свои личные желания?
Он не удержался и спросил об этом своего белорогого друга.
Нет, сапиенсы вовсе не были деталями хорошо отрегулированной общественной машины. Просто они познали структуру желания. Желание оказалось сложной, противоречивой функцией жизнедеятельности. На одном полюсе его царила прихоть, на другом — необходимость.
Они не были и аскетами. У них оказалось богатое, разнообразное искусство. Гармонией электромагнитных колебаний они наслаждались, как люди — музыкой. Пластикой телодвижений увлекались, как люди — танцами. Архитектура и скульптура достигли у них совершенства.
Умение показать такой фильм тоже было искусством, требующим способности картинно и последовательно мыслить. Это удавалось далеко не каждому.
Луч Мысли был в этой области, кажется, виртуозом. Как истинный артист, он наслаждался своим умением и довел теперь Виктора до одури, час за часом сменяя одну за другой все новые и новые картины. Перед Виктором бесконечным потоком мелькали радостные шествия сапиенсов, красивые города, бесконечные массивы пышных растений, какие-то игры или состязания…
Наконец Виктор запросил пощады.
— Извини, я устал, — улыбаясь, сказал он. — Я досмотрю это потом, на Земле, вместе с другими.
Картины погасли.
— Тебе, надо, отдохнуть, перед, полетом, — заботливо предложил Луч Мысли.
Виктор не стал возражать. Сейчас ему хотелось побыть одному, отдохнуть и немного помечтать.
Он подтянулся к люку космолета и еще раз взглянул в бирюзовый полумрак. Луч Мысли неподвижно висел, нацелив на него рожки. Виктор помахал ему рукой и крикнул:
— Отдыхай! На Земле у тебя будет много работы. Спокойной ночи!
Он прыгнул в люк, с удовольствием опустился на мягкое сиденье, вытянул ноги и закрыл глаза.
Его немного лихорадило от усталости и возбуждения.
Завтра… Да, да, завтра…
Надо только предупредить сапиенсов: катер обязательно должен опуститься в районе Москвы! И тогда… Неужели это будет? Лена, Мишутка… Милые!.. Сколько им пришлось пережить! Ну, потерпите еще денек! Хорошо? Потом вы посмотрите чудесные фильмы, познакомитесь с этим белорогим талантливым артистом. Хотите? Hу, конечно же! Тем более — вместе… Интересно, как будет вести себя Мишка?! Не испугается этого мертвого голоса? А Лена?..
Какой завтра начнется переполох! Крупнейшие ученые мира роем слетятся в Москву.
Завтра!.. Завтра!.. Завтра!..
Лихорадка мыслей трепала его уставший, перегруженный мозг, не давая успокоиться и уснуть. Виктор открыл глаза и стал смотреть на светящийся в темноте циферблат хронометра. Секундная стрелка бодро и неутомимо прыгала все вперед и вперед, но ей надо было обойти целый круг, прежде чем пройдет минута. Следить за ее однообразным движением было тошно. Он терпел это целый час, потом выглянул из люка. Дежурный сапиенс был здесь.