Здравствуйте, я ваша мачеха Эмма

Ворожея Тина

Управлять большой трудовой армией, занятие тоже не из легких. Все требовало моего контроля и внимания. И крепко запивший совсем не вовремя Григорий, и строители, что так и норовили стянуть ящик-другой новеньких гвоздей, и печник который перекладывал камины в доме, но делал это так криво, что кирпичи смотрелись так, словно выбитые зубы деревенского задиры.

Дети и Стефан Стефанович уехали вместе с Загряжским отдыхать в теплые края. Звали и меня, но я решительно отказалась. Разыгрывать спектакль где нам с Загряжским отводилась особенная роль счастливой семейной пары, у меня не было сил. В оправдание сослалась на стройку в" Сладких Хрящиках", но на самом деле

я боялась… Я очень боялась, что наши отношения с Загряжским окончательно испортятся, либо перейдут на совершенно новый уровень. Кажется он тоже боялся именно этого, поэтому с моим твердым решением остаться, согласился слишком поспешно. Вначале я чувствовала себя вольной птицей. Даже начала отвечать на ухаживания молодого, но очень талантливого художника, которого я наняла для написания нового портрета Агафьи Платоновны. Но бежали дни заполненные хлопотами и заботами, и я вдруг четко осознала, что мне очень не хватает сине-зеленых, насмешливых глаз Загряжского. Милого щебета веселой и непоседливой Лизы, подростковой дерзости Шурика и мудрых советов Стефана Стефановича. Я даже соскучилась о бестолковом, вечно путающемся под ногами Лимоне.

— Эмма Платоновна, не могу представить вас румяной пампушкой, а ведь именно такой, судя по вашим словам должна выглядеть тетушка Агафья Платоновна, — хрипловатый голос художника Аркадия, был бархатным, немножко шершавым, как у исполнителей тягучих блюзов.

У Аркадия было очень молодое лицо и седые, как самая белая бумага волосы. Тонкий, почти незаметный шрам пересекал наискось его правую скулу, слегка задевал край губы, от чего казалось, что молодой мужчина постоянно весело ухмыляется. Эта кривая усмешка никак не вязалась с выражением его серых, холодных глаз. Когда художник слишком увлекался творческим процессом, то его серые глаза начинали отливать металлической синевой. В такие моменты во всем его облике появлялось нечто демоническое, пугающее.

Тогда я зябко куталась в зеленую шелковую шаль в которой позировала и старалась разговорами прогнать невесть откуда взявшийся страх. Вот и сейчас, поспешила ответить молодому живописцу.

— Аркадий, напрягите свое воображение. Мы с тетушкой внешне очень похожи. Только мысленно прибавьте мне килограммов двадцать пять, тридцать. У вас получится, я даже не сомневаюсь. Вот смотрите, как складки скатерти удачно выписали, а колода карт совсем, как настоящая! — мой голос звучал преувеличенно бодро и льстиво.

На самом деле я уже мысленно ругала себя за этот эксперимент с портретом Агафьи Платоновны. Нужно было спрятать раму с холстом на чердаке и забыть про нее. Но, что-то не давало мне это сделать, и вот теперь позирую Аркадию накинув на плечи зеленую шаль.

Молодой художник смотрит на меня пристально и вдруг улыбается. Улыбка выходит кривой, но из серых глаз исчезает металлическая, пугающая меня синева.

— Килограммов двадцать пять? Делать нечего, пририсуем мы эти килограммы. Только обещайте мне Эмма Платоновна, что когда закончу рисовать вашу тетушку, вы мне позволите написать ваш портрет. Очень хочется увековечить истинное совершенство лица и фигуры, которым так щедро одарила вас природа, — Аркадий взглянул на меня искоса, закусил губу и вдруг покраснел.

Он сейчас выглядел, как испугавшийся собственной смелости школьник, ничего демонического и пугающего в нем не было совершенно.

Я тоже слегка смутилась. Приятно ощущать себя предметом обожания молоденького художника. Хотя возраст Аркадия, я так и не смогла определить. Иногда он казался мне совсем мальчишкой, а иногда я внутренне вздрагивала от исходившей от

него темной и даже злой силы. Такое ощущение я испытывала, только один раз в жизни. В той, в прошлой моей жизни. Тогда я вела дело о неуловимом, жестоком маньяке. Но теперь мне не хотелось прислушиваться к своим ощущениям. Разве такой талантливый художник может быть злодеем?

Пока мы взаимно и мило смущались, в гостиную вбежала запыхавшаяся горничная Галина. Белый фартук был запачкан кровью, под глазом медленно наливался синяк.

— Эмма Платоновна, там такое творится, такое творится! — голос женщины дрожал и срывался на истерический визг.

— Так говоришь, что их пять человек? Приехали около часа назад на огромном мобиле, зашли в трактир и заказали выпивку? За это время вели себя как последние скоты. Громко хохотали, ругались неприлично, щипали официанток, в конечном счете распугали всех немногочисленных посетителей? А когда Григорий сделал замечание, избили его так сильно, что и тебе досталось? — я быстро бежала по новой дорожке из гладкого серого камня, вопросы сыпались из меня, словно горох из дырявого мешка, поэтому мой голос срывался и сипел.

Под зеленой шалью я прятала тот самый пистолет, который когда-то украшал стену с оружием в кабинете папеньки Платона Платоновича.

Галина семенила рядом со мной, на ходу снимая белый фартук и вытирая им потное лицо и кровь с разбитой губы.

— Да, Эмма Платоновна, все так и было. За Григория переживаю, не убили ли его ироды? Я было кинулась ему на подмогу, но он велел вас позвать. А повара и официанты попрятались, оно конечно верно… Вон Григорий какой сильный, а и ему досталось. Они все как на подбор, здоровенные мордовороты, — женщина возбужденно махала руками, говорила прерывистой скороговоркой и старалась от меня не отставать.

Маленькая, решительная и очень смелая, она сейчас напоминала мне рвущуюся в бой голосистую и бесстрашную дворняжку, которая защищает свое подворье от врагов. Но вот беда, врагов много, судя по рассказу Галины, а отбиваться от них некому… Григорий выведен из строя, старшая горничная всего лишь слабая женщина, оружие есть только у меня… Я на секунду приостановилась и оглянулась назад.

Что я там хотела увидеть? Наверное надеялась, что Аркадий тоже бежит следом, но дорожка вымощенная новеньким серым камнем была пустой. Неужели струсил мой художник? Ну что же, он мне в охранники не нанимался, придется одной принимать бой. Конечно помощь бы позвать…

— Галя, ты мобиль водить можешь? До города доедешь? — я так резко затормозила, что женщина едва не налетела на меня.

Белый фартук в пятнах крови упал в зеленую траву, а Галина всплеснула руками.

— Правильно думаете Эмма Платоновна, помощь нам сейчас нужна! Давайте вместе в город рванем, полицию надо позвать! Боюсь, что и вас эти мордовороты не сильно испугаются! — она смотрела на меня не мигая. На дне черных глаз появился страх. Видимо только сейчас, храбрая и отважная женщина поняла, что наше положение очень серьезное.

— Нет, в город поедешь одна. Гони так быстро, как только сможешь. Сразу к Добужинскому беги. Он тоже пусть не мешкает. Людей надо побольше взять. Поняла? — требовотельно спросила я у притихшей женщины.

Она хотела что-то мне возразить, даже рот раскрыла, но тут со стороны трактира раздался пронзительный женский визг. Галина спешно направилась в сторону моего мобиля. Визг повторился и женщина перешла с торопливого шага на быстрый бег.

Проводив взглядом вихрем сорвавшийся с места мобиль, я сделала глубокий вдох и выдох, погладила под шалью холодный бок оружия.