Зелье Миранды

Закалюжная Людмила

Если команду даже отпустили с корабля, то они не будут доставлять сундуки, а отправятся в ближайший кабак. Откуда я знала? Так всю жизнь прожила в портовом городке. Багаж доставляли специальные наемные экипажи, и я услугу оплатила еще на корабле. Образ Дирка становился все загадочнее. Кто же он? Матрос или кучер?

Бросила грустный взгляд на потертую входную дверь. Раньше там стоял дворецкий, в конюшне работали трое, один из конюхов присматривал за воротами, открывал для хозяев. Садовник ухаживал за любимыми мамиными розами, а в доме рано утром убирались служанки под контролем домоправительницы. На кухне готовила Полли с двумя помощницами. Куда все делись?

– Я, Полли и ее дочка Мари, да вот только кухарка тоже думает уйти, слишком мало платит хозяин.

– Ясно, пошли, Фанни, – вздохнула я.

На самом деле ничего мне было неясно. Когда, почти три года назад, отец погиб на руднике, мама не сразу взяла себя в руки, но даже тогда мы могли позволить полный состав слуг в доме, покупку нарядов, поездки на балы. Рудник приносил приличный и стабильный доход. И как можно было все развалить? Сжав кулаки и сцепив зубы, несмотря на усталость, решила получить ответы на мучившие меня вопросы.

– Я боюсь, – прошептала Фанни, когда я открыла тяжелую входную дверь. На меня повеяло затхлостью и неприятным запахом, будто внутри дома давно не убирались и не проветривали.

– Это и мой дом, поэтому я не позволю ему выгонять моих гостей, – со злостью прошипела, когда, оглядевшись, не увидела картин известных художников на стенах, скульптуры в фойе. Разозлившись еще сильнее, быстрым шагом направилась в отцовский кабинет. Саймон любил сидеть в кожаном кресле и пить виски. Так было и сейчас. Но первое, что бросилось мне в глаза: портреты дедушки и отца отсутствовали. Пустая бутылка виски валялась в углу, а в кабинете стоял спертый запах алкоголя. Я в два шага оказалась около стола и гневно взглянула на отчима.

– Куда подевались портреты и картины в доме? Почему почти нет слуг? Саймон, ты видел в каком состоянии входная дверь? Она будто принадлежит не дому Бредфорда, а жалкой лачуге! – с возмущением воскликнула. Глаза замечали грязные шторы, не чищенный ковер, пыль на мебели. – Что за свинарник?

Саймон уже накатил и пьяно ухмылялся, забросив ноги на стол, чем еще сильнее привел меня в ужас. Отец с трепетом относился к дорогой мебели, заставлял служанок чистить до блеска.

– Миранда, пшла вон, не мешай думать, что с тобой делать. – Отчим громко поставил на стол бокал и закричал. – Мари! Ма-а-ари! Где эта дрянная девчонка?

– Вы звали, господин? – В кабинет тихо зашла худенькая девушка. Рыжеватые волосы были спрятаны под косынку, на лице россыпь коричневых веснушек. Мари смешно сморщила носик, когда заметила меня и Фанни.

– Ты принесла бутылку? Наливай! – Саймон толкнул бокал, но не рассчитал силу, и фужер, проскользив по гладкому верху, упал на пол. Отчим неожиданно гаркнул со злостью: – Что вылупилась?

Фанни испуганно икнула и выбежала из кабинета. Пьяные, налитые кровью глаза отчима уставились на меня.

– Это мой дом, только мой.

Саймон резво вскочил, нагнулся через стол, пытаясь руками схватить меня. Отпрянув, я вдруг осознала, что отчим не в себе и сейчас бесполезно что-то у него выяснять. Но появился шанс пробраться в кабинет и хорошенечко просмотреть все бумаги. Я хорошо помнила, что, когда умер дедушка, доктор вручил отцу заключение о смерти, где была описана причина. Вот такое заключение о маме надо найти.

– Идите от греха подальше, госпожа, – тихо предупредила Мари, когда Саймон решил обойти стол, цепляясь за него пальцами.

– А ты не боишься?

– Я знаю, как его успокоить. – Девушка показала мне полную бутылку виски. – Господин сделает глоток и упадет спать, до утра проспит. Он ведь почти не отдыхал, когда госпоже хуже стало. Каждый день приходил доктор, но все напрасно, графиня умерла. Примите мои соболезнования.

Ответить я не успела, Саймон с диким ворчанием завалился на пол.

– Кошмар, – пробормотала я, никогда в жизни не видела, чтобы так напивались. Какое ужасное зрелище.

– Идите, госпожа, отдыхайте. Комнату я успела вам приготовить, пока вы ездили на кладбище. Сундук ваш тоже доставили. А я сейчас Сэма позову мне помочь.

Мы вместе вышли из кабинета, и я не удержалась, спросила служанку:

– Ты давно работаешь в доме? Когда я уехала в монастырь, тебя здесь не было, – решила немного прощупать почву. Девица могла рассказать о последних днях мамы.

– Чуть меньше месяца, госпожа. Я вернулась из столицы. – В светло-карих глазах мелькнула грусть и пропала.

– Мари, раньше у нас в доме все блестело от идеальной чистоты. Утром жду тебя с тряпками и ведрами. Начнем с первого этажа и постепенно доберемся до верхнего.

Я бы и сейчас взялась за уборку, но усталость брала свое, да и перекусить не помешало бы. В животе тихонько заурчало. Мари послушно кивнула и побежала за конюхом. Фанни, ожидавшая за дверью, сжавшаяся в уголке, встрепенулась.

– Не пожалела еще, что сбежала из монастыря? – спросила, направляясь в сторону кухни.

– Нет, страшно было, но нет, – ответила Фанни.

Полли накормила нас остатками ужина, но кухарка никогда не была особо разговорчивой. Полная женщина так крепко обняла меня, что сразу стало понятно: была рада моему приезду. На ее глаза навернулись слезы, и мы вместе поплакали. Безумное горе навалилось на плечи, вынуждая меня склонить ниже голову и уйти в себя. Аппетит пропал, отодвинув тарелку с овощным рагу, просто пила чай.

Когда мы с Фанни отправились наверх и проходили мимо маминой комнаты, я долго стояла, но так и не решилась войти. Сердце болезненно сжалось, я снова разревелась. Фанни слегка приобняла:

– Миранда, я помню, как, маленькая, плакала, узнав о смерти родителей. Мне тогда одна из монахинь сказала: «Говорят, время лечит, но это неправда. Ты привыкнешь к мысли жить без дорогих тебе людей. В сердце боль притупится, но рана, увы, не затянется.»

– Как хорошо, что ты поехала со мной.

Словно мама побеспокоилась обо мне, чтобы я не была одна.