Зеленая креветка (Сборник с иллюстрациями)
Шрифт:
Но если говорить откровенно, мне жаль ребят. Они очень мучаются, точнее, беспощадно рвут себя на части. Ромкина восторженность после того, как он узнал об экспериментах Положенцева, сменилась острой тоской и детской обидой. Вероятно, это самое тяжелое разочарование в его жизни. Да и кто бы не клюнул на такую приманку, как бессмертие? Признаться, когда я получил сумасшедшее письмо Ромки, у меня тоже что-то шевельнулось в сердце. Конечно, я не верил в бессмертие. Но все же в глубине души задрожала какая-то струнка, и точно в резонанс ей я подумал: «А вдруг…»
По-моему, заблуждается и Ромка, сочинивший занятную сказку о космонавтах древности. Эта сказка кажется правдоподобной лишь потому, что нет пока никакого другого объяснения тайне Сордонгнохского озера. Я не могу опровергнуть довольно логичные рассуждения Ромки, но это не значит, что я должен им верить.
Вот что мне действительно интересно разгадать, так это мысли Бориса. Я чувствую: Бульдог опять во что-то вцепился. Он молчит и даже как будто бы не очень интересуется нашими сомнениями. Но мне кажется, в его круглой, как тыква, башке идет неутомимая работа. Интересно, что он задумал…
Вчера мы вчетвером собрались в лаборатории Положенцева после работы. Положенцев просил нас пока повременить и держать все в тайне. По-моему, он прав, Надо еще очень многое проверить,
Только вместо бесплодного фантазирования нужен кропотливый труд. Кто знает, может, у нас в руках действительно великая тайна природы! Только не бессмертие, а нечто еще более существенное и важное. Я не бравирую. Люблю жизнь и хочу жить долго. Но в бессмертие не верю, и поэтому оно меня действительно не интересует. Ромка не может этого понять, Положенцев, вероятно, считает меня толстокожим и ограниченным… Что ж, у каждого свой взгляд на мир.
Я невольно позавидовал Положенцеву. Какая у него прекрасная, современнейшая лаборатория! Ультрацентрифуги, электронный микроскоп, инфракрасные и ультрафиолетовые спектрографы, парамагнитный резонанс, счетные машины и счетчики заряженных частиц. Я только читал о таких приборах, только в кино видел такую лабораторию. В моей лаборатории нет стен и крыши. И не то чтобы я хотел поменяться с Положенцевым. Нет. Я просто ему позавидовал. В книгах это называется «хорошая зависть».
Мы собрались, чтобы поговорить, но сначала долго сидели и молчали. Мы чувствовали себя соединенными одной большой идеей. Это было радостное и тревожное чувство.
Борис подошел к стеклянному ящику, в котором, съежившись, спали морские свинки.
— И долго они будут так спать? — спросил он, барабаня пальцами по стеклу.
— Вечно, — серьезно ответил Положенцев. — С кратковременными перерывами на обед.
— Им что-нибудь снится?
— Не знаю.
— Вы говорили, что они черпают информацию за счет каких-то внутренних ресурсов. Я не могу этого понять.
— Значит, им все-таки что-то снится, — сказал Роман.
— Может быть, и так, — улыбнулся Положенцев. — Только сны рождаются не в мозгу — вернее, не только в мозгу, но и во всех клетках тела.
— Парадокс, — заключил я.
— Парадокс, парадокс, ну и что ж, что парадокс! — Положенцев встал со стула. Вероятно, ему в голову пришла какая-то интересная мысль, и он поспешил ее высказать, чтобы не упустить. — Молекула ДНК имеет вид длинного скрученного волокна. Это, по сути, та же магнитная лента. Будет ли ребенок голубоглазым или черноглазым, склонным к полноте или худым, начнет ли он рано лысеть или сохранит шевелюру до преклонных лет — все это записано на волокне ДНК в виде электромагнитных вариаций.
Многое говорит о том, что в какие-то моменты или, возможно, в течение всего периода эволюции в ДНК происходит накопление безусловных рефлексов и анатомо-физиологических изображений. В ДНК навеки откладывается самая разнообразная информация, воспринимаемая нашими органами чувств и хранимая в наших клетках, пока в ней не появится необходимость.
Все, что мы видели в жизни, все, что видели наши далекие предки, богатство звуков и запахов, разнообразные психические реакции запечатлеваются в наших клетках в виде электромагнитных импульсов. Хранимая внутри наших живых кибернетических устройств информация выступает на сцену в тот момент, когда наш мозг отдает читающему устройству команду использовать ее.
Я случайно взглянул на Бориса. Бульдог сделал стойку. Вот-вот прыгнет.
— Постойте, постойте, — прервал он Положенцева, — если я вас верно понял, то… постойте, дайте сообразить. Да вот: если мы получаем ДНК по наследству от наших предков, будь то обезьяна или покинувшая первобытный океан рыба, то в наших клетках должна спать информация, собранная глазами этих предков. Так?
— Да, так. Память животного не может размещаться только в его мозгу и в центральной нервной системе, она должна найти свое отражение также в химических процессах, происходящих в клетках всего тела.
— Значит, и я, человек, тоже вместилище древней памяти?
— Да.
— Но для того чтобы затребовать эту память, мне нужно отключиться от внешней среды и зажить, как вы выражаетесь, за счет внутренних ресурсов?
— Да.
— А для этого нужно проглотить вот эту мутную жидкость в запаянной ампуле?
— Да, нужно впрыснуть в кровь вытяжку из сордонгнохского препарата.
Я с тревогой следил за этим диалогом.
Уже тогда я начал что-то понимать и предвидеть. Ведь я — то знал Бульдога, а Положенцев не знал.
Мы еще долго говорили обо всем. Постепенно от науки перешли к литературе и кино. И о женщинах говорили. Мужчины часто говорят между собой о женщинах. Собственно, о женщинах говорили Ромка и я. Положенцев и Борис молчали. Мне кажется, что любовь постепенно перегорает в Положенцеве. Я как-то слышал его телефонный разговор. По-моему, это звонила она. Положенцев говорил с ней спокойно и сухо. Если он и дальше так будет себя вести, его шансы здорово подскочат, уж я — то знаю. И правильно, он уже не мальчик. Четвертый десяток пошел.