Зелёная земля
Шрифт:
А потом, ощущая себя окончательно сумасшедшим,
улыбнулся бы и сказал: «Хорошо посидели».
Записка двадцать девятая,
Пуле-дуре
Был вчера в поликлинике. После небольшой перебранки
вдруг подумал, что жизнь – слишком долгая процедура.
Потому и пишу к Вам (на каком-то больничном бланке),
Ваша Тёмная Светлость, досточтимая Пуля-дура.
Собеседник не должен быть умным: чем он умнее,
тем он более неразговорчив как собеседник.
Я ценю в Вас головокружительное Ваше уменье
тараторить без умолку – и умертвить напоследок!
Потому что слишком многие интересные разговоры
вообще не имеют ощутительного финала.
Ну а с Вами всё честно – включая окончание грозовое,
с отключеньем, фактически, воспринимающего канала.
Это здорово – как-нибудь насмерть наговориться
и уже никогда не вернуться к любимой теме,
и уже не очнуться – ни дома, ни в местной больнице,
разве лет через двести – в совсем постороннем теле.
И – поскольку жизнь всё равно даётся в рассрочку
(а наличными было бы и не оплатить, пожалуй!) -
надо где-нибудь загодя в мыслях поставить точку
и держать её про запас на всякий пожарный.
Но, пока ты ищешь свой ключик, как Буратино,
под чужими замысловатыми небесами,
просто помни: тебя давно уже закрутила
одна дура с голубыми глазами и волосами…
Приношу извиненья за аналогию в последней фразе,
но Мальвина – такая красотка и почти святая!
Вот… а бланк мой исписан до полного безобразья,
так что – до скорого, как говорится, свиданья.
Записка тридцатая,
Иванову-Петрову-Сидорову
Дорогой Иванов-Петров-Сидоров, взятые в целом
(как одно отвлечённое – в частности и от меня – понятье)!
Находясь постоянно под неусыпным Вашим прицелом,
я устал, если честно, опасаться и обороняться
и иду прямиком: так, я слышал, идут на зверя -
или нет, на ловца… я не помню, в каком порядке, -
просто с целью признаться, не особенно лицемеря,
что все взятки с меня, извините, гладки
и что Вы надоели мне со своим угломером
(о котором я знаю одно: угломер – не лютня).
Я – с моими углами – не служу никаким примером,
ибо я тот, кто Вам не нравится, – абсолютно.
Что я скроен не так – это, в общем, давно понятно.
Это надо признать и оставить меня в покое.
Потому что… даже если на солнце бывают пятна,
то уж я далеко не солнце и всё такое.
Я пишу к Вам конкретно затем, чтобы Вы отныне
не включали овцы паршивой в понятье стада
и, махнувши рукой («ох-уж-эти-горе-портные!»),
обратились к другим, кто скроен и сшит как надо.
Я же стану гулять где-нибудь совсем на отшибе,
поменяв и страну, и язык… вообще – наружность,
утешаясь тем, что меня скроили и сшили
так, что здесь это никого не приводит в ужас.
Вот и кончим войну по-хорошему: уговором
никогда не ходить по одним и тем же дорогам.
И, когда Вы опять соберёте свой страшный кворум,
я исчезну куда-нибудь – под неблаговидным предлогом.
Записка тридцать первая,
Глупому Фредерику
Мой товарищ и друг из местной одной поговорки,
вот решил: напишу, на обёртке от шоколада.
Я не знаю, как ты (хоть и помню твой опыт горький!),
только я-то совсем уже… скажем, не так, как надо.
Времена, понимаешь ли вот… не из самых лучших:
ко двору не хожу – изучаю одни задворки.
Очень плохо быть глупым: сужу по себе, голубчик,
я и сам существую только где-нибудь в поговорке!
Поговорка, конечно, другая (но, по секрету
говоря, что одна – что другая… неважно, в общем!)…
Надо просто признать: нас с тобою на свете нету,
даже если, допустим, мы ропщем. Но мы не ропщем -
мы живём на устах у знакомых и незнакомых,
и такое фольклорное, я бы сказал, бытованье -
даже меньше, чем жизнь каких-нибудь насекомых:
просто две пустоты, обозначенные словами,
две банальных цитаты, две глупости безотказных,
два легчайших намека на несовершенство массы,
чтобы масса, крепчая на кознях своих и казнях,
не позволила всей конструкции поломаться.
Шут не должность, Шут – имя, бубенчик один душевный,
задушевный такой бубенчик, совсем излишний -
никаких тебе государственных отношений,
просто музыка – в точности как заказал Всевышний.
Значит, он и заплатит нам, мой поделыцик и сотоварищ!
Кто уж кто бы, а Он-то педант по части оклада!
Да тем более что много на музыке и не наваришь -
разве только на новую плитку хорошего шоколада.