Зеленые созвездия
Шрифт:
— Ага, — улыбаюсь я, отодвигая пустую тарелку.
— Ну что, пойдём? — спрашивает Володька, улыбаясь. Кажется, он вечно улыбается.
— Пойдём, — киваю я. — Только оденусь.
Я достаю из сарая свой велосипед, который не видел меня уже месяц. По привычке я здороваюсь с ним, и задумываюсь, не зря же я с раннего детства разговариваю со всем подряд, кроме людей. Видимо, когда-то, будучи ещё малышом, я слышал Природу, но не знал, кто со мной разговаривает, поэтому заводил беседу и с живыми, и с неживыми предметами.
Перед выходом я надеваю любимую салатовую кепку,
Мы проводим день так, как могут его провести двое мальчишек, лишённых цивилизации. Если отобрать у детей компьютер и мобильный телефон, они всё равно найдут интересные занятия в окружающей среде. Потому что нам интересно как течёт речка, как белка грызёт орехи, как ежевика гроздьями растёт в речных низинах. А теперь, когда я стал зелёным ребёнком, такие вещи мне стали ещё интереснее.
Мы проехали весь западный склон на север, добрались до местной речушки, и большую часть времени провели там. Я пытался слушать каждый элемент Природы. Пока шёл среди редких деревьев, поздоровался с каждым. И они отвечали. Кто-то равнодушно, иные — добро, третьи — суетливо, будто заняты важными делами. Я ещё ни разу не говорил с животными, по возвращению стоит попробовать с курицами деда. Заметив божью коровку на коленке, когда мы сидели на валунах у реки, я тихо прошептал ей:
— Привет.
Но она не ответила. Может, я не расслышал, может, насекомые не умеют разговаривать, однако я чувствовал её сущность. Я знал, что она хочет есть и что приземлилась ко мне на колено, потому что посчитала её цветком. Мог я всё это придумать? Может быть, но ведь раньше подобных мыслей не возникало.
Божья коровка раскинула панцирь, заработала крыльями и улетела. Некоторое время я следил за её полётом. Я любил её. Любил деревья вокруг, которые в любую минуту могли подсказать, с какой стороны подует ветер.
И теперь исчез страх перед уродливыми насекомыми. Пауки под корягами, неясная плеяда мелких копошащихся жучков в коре мёртвого дерева казались структурой такого же общества, как и человеческое. У всех свои заботы, своя цель. На берегу роилась туча комаров, но ни один не подлетел ко мне с Володькой.
— Смотри-ка, у нас решили не пить кровь, — радостно восклицаю я.
— Ты можешь руку засунуть в улей, ни одна пчела не ужалит, — отвечает Володька, внимательно оглядывая речушку. — Искупаемся.
— Давай, — соглашаюсь я.
Мы остаёмся в одних трусах и лезем в воду. Август пригнал похолодание, но пока купаться можно, тем болеевода будто парное молоко. Речушка, что протекает в низине, очень мелкая, можно пешком пройти. Поначалу я боялся, что оказавшись в воде, испытаю панику, но ничего подобного не произошло. Мы вошли почти по грудь, я чувствовал течение не только кожей. Вода будто проносилась сквозь меня.
Как ты? — раздаётся голос Володьки в голове.
Я оборачиваюсь. Он разговаривает не со мной.
Вроде чуть получше, — внезапно отвечает Река. — Но исход пока неизвестен.
Источник, который даёт Реке силы, иссыхает, и в ближайшие несколько лет она может исчезнуть совсем. Информация появляется у меня в голове в долю секунды, в виде знаний, так же, как мысли о целях божьей коровки.
А когда ты точно узнаешь решение Природы? — спрашивает Володька.
Не расстраивайся по мне, — вдруг добрым тоном отвечает Река. — Это лишь удел людей.
Я знаю, — отвечает Володька. — Но мне просто не терпится знать результат.
Я смотрю на него, и проникаюсь обожанием. Я стал элементом огромной системы, частью чего-то огромного, как и Володька. И это так захватывает!
Мы выбираемся на берег, сидим и сохнем, обняв колени.
— Вот это да, — говорю я. — За последние дни я стал будто совсем другим человеком.
— Не будто, а стал, — отвечает Володька, изумрудным взглядом сверля пространство. Его губы искривлены извечной лёгкой улыбкой.
— И мне начинает нравиться, — щурюсь я. — С кем я могу разговаривать?
— Да с кем угодно. С деревьями, с травой, с реками.
— Я пытался поговорить с божьей коровкой, как-то не совсем удачно получилось, — морщусь я.
— Ну конечно, — улыбается Володька. — А с животными вообще можешь не разговаривать. Ничего нового не услышишь. И словами они тебе не ответят. Знаешь, если божьи коровки смогут тебе говорить привет, то им хватит ума и мир захватить. Но ты всегда сможешь узнать, какие чувства испытывает животное и что ему надо. Вот ты же понял, что испытывает божья коровка, которая ползала по твоему колену?
Я не говорил Володьке, что насекомое ползало по коленке, но видимо он умеет глубоко чувствовать сущности и в состоянии прочесть меня как книгу. Опять же, не уверен, что он слышит мысли.
— И всё равно, не пойму, почему животные не говорят? — задумчиво жму губами я. — Они же являются отдельной формой?
— Вообще, разума всего два. Природный и человеческий, — говорит Володька. — А виноват во всём углерод.
— Что это? — хмурюсь я.
— Вещество, которое входит только в живые формы. В животных, в людей. Поначалу Природа была одна. Она делила своё тело на части. Растения, воду, воздух. Это вот то самое, что называется природной сущностью. Потом Природа решила добавить в своих детей углерод. Ну как решила. Сложно применить это слово к Природе. Скорее, это было ей необходимо для эволюции. Тогда она начала пробовать различные формы жизни с добавлением углерода. Конечно же, сразу ничего не вышло. Она перепробовала массу форм тел, массу размеров. В итоге остановилась на человеческой, решив, что это наилучшая форма для передачи своего разума. Так она создала чужую форму и вдохнула в неё жизнь. А все свои эксперименты, то есть животных, оставила в виде промежуточной формы. Разума у них нет. Есть только конкретные цели и задачи. Они прекрасные проводники Природы и её беспрекословные слуги. Они и проводят черту между чужой и природной формой. Наверное, Природа и не думала, что люди — её создания — совсем разучатся её слушать.
Некоторое время я думаю, с содроганием погружаясь в историю сотворения мира, которую имеют право знать только избранные. Потом я ложусь щекой на колено и смотрю на вовкин профиль. Влага с кепки, в которой я плавал, закапала на уже подсохшие ступни.
— И всё-таки, как классно, что ты меня нашёл, — говорю я.
Володька поворачивается и смотрит на меня мудрыми изумрудными глазами, в которых отображается вся Природа. Он молчит, и лишь открыто улыбается.
— И много нас таких? — затаив дыхание, шепчу я.