Зеленые тени, Белый Кит
Шрифт:
Почти все было готово. Кроме убийственного напитка и противоядия к нему были поданы бутерброды с икрой и сырные бисквиты, а потом свадебный торт, который, словно смерзшийся навсегда лед, дожидался встречи с вечностью.
Поскольку он простоял уже восемь дней, его масса и бока затвердели за прошедшую четверть месяца. Торт приобрел свойства диккенсовской мисс Хэвишем из «Больших ожиданий». Когда это выяснилось, об этом по секрету было сказано бессчетное число раз среди дворецких и горничных, которые поправляли свои галстуки и фартуки и осматривали
Кто-то чихнул.
На верхней площадке лестницы появилась Лиза, но она только чихнула еще раз, развернулась и убежала. Послышались звуки сморкания: слабое дуновение охотничьего рожка. Лиза вернулась, взяв себя в руки, и чихнула снова, спускаясь по лестнице.
— Хотела бы я знать, уж не фрейдистская ли у меня простуда, — сказала она, пряча нос под бумажной салфеткой.
— Что ты хочешь этим сказать? — Том посмотрел исподлобья.
— Может, моему носу не хочется выходить замуж, — хихикнула Лиза.
— Ужасно смешно. Очень, очень смешно. Если твой нос хочет отменить свадьбу, пусть подаст голос. — Том оскалил зубы точь-в-точь как лошади на дворе в доказательство своего чувства юмора.
Лиза повернулась было, чтобы удрать, но очередной чих пригвоздил ее к месту. Дальнейшее отступление сделали невозможным стучащие по ступеням костыли, промеж которых извивался режиссер в красном рединготе — как клоун, как счастливый охотник, как свихнувшийся гимнаст.
Прыгая сразу через две ступеньки и вихляя длинными ногами, Джон спускался, без умолку болтая и нисколько не заботясь, куда он ставит свои подпорки.
— Чертова «скорая» добиралась целый час, а я тем временем извивался, корчился и вопил так, что за сотню ярдов позахлопывались все окна. Крики мои не прекратились и после шести инъекций. В госпитале доктор посмотрел на меня, перевернул, и — щелк! — хруст в позвоночнике — боли как не бывало, равно как и моих воплей. А потом я начал смеяться, ей-богу.
Отвернувшись от Джона, я пробирался сквозь толпу дегустаторов шампанского.
— Принеси мне бокал, — сказал Джон, — даже два. Привет, Лиза, до чего же великолепно ты выглядишь!
Лиза чихнула.
— Боже, посмотри на свой нос, Лиза, — посочувствовал ей Джон. — Он такой красный, можно подумать, ты пьянствовала дней пять!
Лиза одной рукой схватилась за живот, другой за нос и помчалась вверх по лестнице.
— Огромное спасибо, — сказала Рики на полпути вниз.
— А что я такого сказал? — возмутился Джон. — Куда она побежала?
— Пудрить нос, чучело.
— Где мистер Хикс? — спросил Джон, спасаясь бегством огромными прыжками.
— Привет, привет! — замер он в полупрыжке, чтобы помахать всем окнам вдоль тыльной стены обеденного зала, в которые было уперто десятка два с лишним носов.
Поселяне и злые, нервные, раздраженные домохозяйки пришли в замешательство, не зная, как переварить жизнерадостное приветствие Джона.
Некоторые помахали в ответ. Остальные отвалили от окон, не позволяя Джону обмануть себя обезьяньим протестантским дружелюбием.
— Добро пожаловать! — звал Джон, зная, что им не слышно. — Тут у нас голливудский греховодник, рожден во грехе, живет во грехе и скоро окочурится, корчась во грехе. Заходите!
Кое-кто, должно быть, понял, что он говорит, по движению его губ, потому что не менее полудюжины разгневанных поселян отшатнулись от окон, словно он превратил воздух в серу.
— Выпей это, чтобы продержаться день. — Я подоспел с шампанским.
— Но спасет ли это меня после полудня? — Джон выпил.
— По часу зараз, — сказал я. — Где преподобный? А вот он где. Преподобный!
Преподобный вышел из коридора, благоухая псиной и лошадьми.
— Я был во дворе, сопереживая с ними то, что они участвуют в этом греховном мероприятии, — сказал он и быстро добавил: — О, разумеется, речь не о свадьбе. А об охоте. У всех счастливый вид. Но никто не пригласил лисицу.
— Мы ее звали, но она сослалась на занятость, — улыбнулся Джон. — Мы готовы?
Преподобный мистер Хикс схватил с проносимого мимо подноса шампанское, залпом осушил бокал и сказал:
— Готовы как всегда.
Лорды, леди и торговцы спиртным собрались, разогретые доброй выпивкой, икая от скверного пойла, — пестрая компания в красных рединготах, радующаяся жизни, и в черных костюмах — потенциальные неверные мужья и скорбящие жены.
Преподобный мистер Хикс предстал пред светлыми очами Тома и перед шмыгающим, издерганным носом Лизы, которая растерянно озиралась вокруг, как незрячая.
— А разве Библия не нужна? — удивилась Лиза.
— Библия, — почти вскричал преподобный, разыскивая ее в своих пустых руках. Тома покоробило, но он сказал:
— Да. Будучи унитаристами, мы — протестанты. Библию!
Преподобный оглянулся по сторонам, не вложит ли кто-нибудь в его руки столь полезное орудие, что Рики и сделала с величайшей поспешностью, не уверенная в том, что поступает как полагается.
Преподобный терял равновесие: с одной стороны, его тяготила Библия, с другой — унитаристская практика, он вцепился в книгу, но не стал ее открывать, опасаясь, что, чего доброго, наткнется на какую-нибудь потерянную главу или стих, которые смутят его ум и сорвут церемонию. Положив Библию, как кирпич, на пюпитр, он проигнорировал эту важную часть ритуала.
— Живете ли вы во грехе? — возопил он.
Последовала пауза. Я заметил, как мускулы под охотничьим костюмом Тома сжались и разжались в нескольких направлениях — чтобы стукнуть и чтобы помолиться.
Я увидел, как прозрачный хрустальный колпак закрыл горящий глаз Тома, стоявшего в профиль, полностью отгородившись от дражайшего священника.
Лизин язык облизывал верхнюю губу в поисках ответа, но, не найдя, юркнул обратно в нейтральное положение.
— Повторите еще раз, как вы сказали? — Глаза Тома были как сверкающие линзы. Если бы он стоял на солнце, преподобный мистер Хикс уже давно бы задымился.